Золотой адмирал (Пират Ее Величества)

— Разве из-за меня ты не бросишь море?

Он коротко рассмеялся.

— Да нет же, Кэт, нет. Во время нашего плавания я познакомился с некоторыми особенностями, касающимися строительства кораблей, которые должны ходить в длительные плавания и сражаться далеко от Англии. Я даже выслушивал специальные мнения нашего адмирала насчет того, как следует вооружать боевой корабль и рассчитывать его нагрузку.

— О Гарри, Гарри! Как было бы замечательно видеть тебя каждый день. Хотя бы какое-то время. — Блеснули в лучах заката ее светлые волосы, и она теснее прижалась к этому поджарому телу, о котором так долго могла только мечтать. — И вот что, давай переселимся на другой берег. Там, в Хорсей-даун или в Соутуарке, никто никогда не узнает, что это, — она презрительно щелкнула себя по животу, — сорняк, а вовсе не твое доброе семя.

Глава 3 В ЗАМКЕ ФОТЕРИНГЕЙ

Зловещие тучи выросли над горизонтом для Елизаветы и ее английского королевства осенью 1586 года. Повсюду на континенте, за исключением Нидерландов, ходили разговоры о большом крестовом походе, который замышляли главные фигуры контрреформации. В Испании, Португалии и на двух сицилийских островах заканчивалось строительство военных кораблей — и все потому, что на сей раз магическое зеркало сэра Френсиса Дрейка изменило ему и он каким-то образом упустил возможность перехватить в том году испанскую флотилию у берегов Кубы, когда уходил обратным курсом с Матанзас в Кабо Антонио.

Хуже того, поступили неопровержимые сведения о том, что Филипп Испанский и католические власти державы своим декретом приговорили Елизавету к смерти. С их стороны это было вполне логично, поскольку дочь Анны Болейн являлась главной опорой протестантского движения и ее королевство стало точкой сплочения сил для безжалостно преследуемых голландских и французских гугенотов.

В тавернах, особенно вдоль побережья, даже люди простого сословия глухо ворчали, что, мол, с этой Марией Шотландской нужно наконец что-то делать, поскольку она непременно присвоит себе корону Англии, если восстановится власть католиков. Какого черта эта наглая потаскушка, у которой было по меньшей мере два мужа и Бог знает сколько любовников, продолжает жить-поживать в приятном тюремном заключении в Чартли? После раскрытия заговора Энтони Бабингтона, когда было доказано, что не только король Филипп, но и сам Папа предлагали вознаграждение за убийство королевы, вспыхнуло всенародное возмущение.

Несмотря на все, сама Елизавета продолжала смотреть сквозь пальцы на грозящую ей опасность и упорно отказывалась даже рассматривать вопрос о подписании смертного приговора неисправимой интриганке — своей кузине Марии. По своему обыкновению, королева колебалась между сверхосторожностью Беркли и раздраженной воинственностью Уолсингема. Хуже того, Елизавета внезапно прекратила платить своим войскам, стоявшим на защите протестантского дела в Нидерландах. Ни единого шиллинга не желала она вкладывать и в завершение строительства новых военных судов в Дептфорде и Гринвиче.

Напрасно ее новый Верховный адмирал лорд Хоуард Эффингемский дружески пенял ей на то, что это равносильно согласию лишиться трона. Не способствовало общественному успокоению и то, что Дрейка считали слишком неродовитым для присвоения ему звания главнокомандующего военно-морским флотом королевы — хотя из десяти тысяч человек, знающих о ратных трудах Золотого адмирала, одному только было хоть что-то известно о лорде Хоуарде Эффингемском. Слава его была еще впереди — и, впрочем, не за горами.

Возвращающиеся из плаваний морские капитаны с беспокойством передавали многочисленные слухи о бурной активности в Лиссабоне, Кадисе, Байоне и других испанских портах. На их верфях тысячи рабов — маронов, турок, европейцев-протестантов — трудились и выматывались настолько, что с ног валились от усталости.

Сознанием англичан правила мрачная неопределенность. Почему Глориана не желает повернуться лицом к назревающей опасности? Всем, кроме совсем уж безнадежных дураков, было ясно как Божий день, что ей и Англии скоро придется сражаться за само свое существование против подавляющей мощи Филиппа и его союзников. Теперь, когда не стало больше друга Англии Анжу[63], герцог Гиз отдавал, хоть и скрытно, богатство и мощь франции на подкрепление сил контрреформации.