Золотой ангел

Алабин, стиснув зубы для того, чтобы не поддаться новому искушению, перевязал баронессе ногу ближе к коленке жгутом из пояса, сделал два надреза ножом параллельно друг другу и стал высасывать в рот яд и сплевывать. Она терпеливо ждала и продолжала смотреть в сторону. Ну и пусть любуется ее ножкой – от нее не убудет! Зато она, баронесса, возможно, выживет.

Когда Алабин закончил врачевание, он открыл фляжку с ромом, набрал в рот темной жидкости и прыснул ею на ранки баронессы.

– Ой, жжет, – запричитала баронесса. – Больно…

– Вот и славно, мадам! Пусть благополучно жжет. Таким способом ром обеззараживает ваш пораженный ядом организм, – пояснил Дмитрий и протянул ей фляжку с ромом.

– А теперь окажите мне милость, сударыня, выпейте глоток сего лекарства.

– Я не могу пить эту дурно пахнущую жидкость, меня тошнит от нее.

– Пейте, мадам, через силу, или вы умрете. Это я вам как островной врач обещаю.

Слово «умрете» снова чудесным образом подействовало на баронессу и она, морщась и закрыв глаза, выпила противный и горький напиток.

– А сейчас лежите…

Француженка послушалась и легла на спину. Алабин подложил пол голову мадам Лакавалье камзол, снятый сего дня с убитого шкипера.

Прошло полчаса. Лаура постепенно пришла в себя. Она слегка опьянела от рома и начала без умолку болтать. Видимо змея, что укусила баронессу, оказалась неядовитой или недостаточно ядовитой, старой. Говорят, с годами у этих ползучих тварей концентрация яда ослабевает. Так или иначе, но нападение склизкого и чешуйчатого гада не нанесло кого-либо заметного вреда здоровью мадам Лакавалье.

Алабин хотел было пойти в лес, но его остановили капли дождя. Поручик забеспокоился. Дождь может усилиться в любую минуту.

– Нужно делать укрытие, мадам Лакавалье, – сказал Алабин. – Иначе мы промокнем насквозь. Вы уже лучше себя чувствуете? Можете передвигаться?

– Не знаю, попробую, но чувствую себя значительно лучше.

– Тогда помогите мне, иначе нас смоет тропический дождь.

– Но как? Я не приспособлена ни к какому ремеслу.

– Жизнь вас всему научит, мадам Лакавалье. Для начала возьмите нож.

Француженка послушно взяла складной нож из рук поручика.

Дмитрий нашел две мощные пальмы, растущие параллельно друг другу. Поперек них на вышине двух метров поручик привязал лианами молодой ствол. К нему стал привязывать бамбук и молодые пальмовые стволы верхними концами, а нижние закреплялись на земле. Получалась наподобие скатной крыши.

– Может, месье лейтенант, вы откажитесь от моей помощи, я только все испорчу, – канючила Лаура, но Алабин был непреклонен:

– Если вы не будете мне помогать, сударыня, то к утру мы замерзнем, простынем, а засим зачахнем и умрем. Нас лечить здесь явно некому. Срезайте листья, мадам Лакавалье, и сверху укладывайте на бамбуковые стволы.

– Хорошо… – тяжело вздохнула француженка: она, как истинная аристократка, всегда считала, что работать должны только рабы, слуги, крестьяне, рабочие да ремесленники – но только не особы ее положения.

Но здесь ей пришлось все же потрудиться: болеть и мерзнуть ей вовсе не хотелось. Через два с половиной часа у баронессы и поручика получился замечательный и просторный шалаш. Теперь у них была надежная защита от атмосферных осадков в виде мороси, краткого или обложного дождя, ливня и дождя с грозою. Дмитрий вокруг жилища прорыл канавки для того, чтобы небесная вода стекала по ним далее вниз и не попадала в «зал и спальню бамбукового дворца». Там, где лилась с крыши струйками вода, Алабин подставил пустые скорлупы от кокосового ореха. Так поручик пополнял для себя и баронессы запасы пресной воды…

Дождь прекратился, но наступили сумерки. Невыносимая духота распространилась повсюду, и затем на всю ночь и утро следующего дня застрекотали цикады. Они были везде, и очень скоро Алабин стал воспринимать этот треск как неотъемлемую сторону бытия. Также как крик птиц и обезьян.

– Я промокла и продрогла, – посетовала Лаура.

На это Алабин дал дружеский совет:

– Возьмите баронесса этот камзол, он совершенно сухой, переоденьтесь, и просушите после вашу сорочку на суку какого-нибудь дерева. Переодевайтесь смелее, я отвернусь.

– Вот еще, месье лейтенант, я лучше выйду из шалаша! – сердито заявила мадам Лакавалье.

Она вышла из жилища и переоделась. И красная, как рак, зашла обратно в шалаш: она была явно смущена. Камзол она застегнула наглухо, на все пуговицы: иначе были бы видны ее прелести. Но Алабин оценил по достоинству ее красивые ножки: теперь они были видны чуть выше колен. Лаура сразу забилась в угол и прикрыла краем камзола голые коленки.

– Невозможно как хочется кушать, – капризно заявила баронесса. – Неужели на этом острове нечем поживиться?

– Уже темно, сударыня, и в лес нет никакой возможности идти: там и ядовитые змеи, и пауки, и может даже хищники, – сказал поручик. – И огонь не разведешь. Солнца нет и всюду мокро. Попробую завтра костер разжечь и изловить какую-нибудь съедобную живность. Вот, возьмите…

Он протянул баронессе тряпицу с подмокшими галетами.

Француженка схватила их и принялась жадно их есть.