Золотой архипелаг

— Саша, ну поверь мне, там никого не было! — постаралась успокоить мужа Ирина Генриховна, но добилась обратного результата.

— Ты хочешь сказать, что мне все померещилось?

— Всякое бывает.

— Ты что, хочешь сказать, что у меня галлюцинации? Что я сумасшедший?

— Я этого не говорила.

— Спасибо хотя бы на том. Теперь надулся Турецкий.

Александр Борисович и Ирина Генриховна помирились только дома, попив горячего чаю с пирожными.

— Понимаешь, Ира, — втолковывал жене Турецкий, — неудивительно, что я их заметил, а другие нет: как-никак, у меня многолетний стаж. И потом, ну ты сама подумай: я их разглядел в мельчайших подробностях. Если бы мне, как ты считаешь, померещилось, разве мог бы я дать такое четкое описание?

Ирина кивала, соглашалась, но Александру Борисовичу мерещилось недоверие, затаившееся на дне ее пристальных суженных зрачков.

— Хорошо, Саша, — наконец сказала она, прикрыв глаза, — что случилось, то случилось, давай не будем больше об этом говорить. Кажется, ты купил какой-то фильм? Как насчет того, чтобы посмотреть его прямо сейчас? Вместе?

— Да, конечно. — Спохватившись, Турецкий отправился в прихожую доставать из кармана диск, о котором совершенно забыл за всеми перипетиями. К счастью, во время погони он не пострадал.

«Да, тихий семейный вечер за просмотром нового фильма — именно то, что надо», — успокоительно промелькнуло в сознании…

Полтора часа спустя Турецкий, раскрасневшийся и злой, мучительно жалел о том, что проклятый DVD не сломался, не разбился, не поцарапался или не пострадал каким-то иным образом, пока его нынешний обладатель — вот ведь придурок! — бегал по Горбушке. Точнее, полтора часа — слишком растянутый срок, беспокоящие признаки наметились намного раньше… Не раз за время просмотра Турецкий хотел вскочить, нажатием пульта остановить вращение диска, выдернуть его из DVD-плеера, растоптать! И только сознание, что еще один симптом неадекватного поведения за этот насыщенный день был бы уже перебором, удерживало Сашу на месте.

Фильм начинался традиционно, в стиле подробных голливудских биографий великих людей. Молодой человек с уникальными математическими способностями поступает в университет, где быстро получает признание как один из самых перспективных студентов. Он трудно сходится с людьми: единственным его другом стал сосед по комнате, эксцентричный рыжий Чарлз. Зато люди пристально интересуются математическим гением, и вскоре представители спецслужб приглашают его сотрудничать с ними — разумеется, в условиях строжайшей секретности. Математик получает работу, которую ему не нужно скрывать, он женится, но никто не должен знать о секретной стороне его жизни.

А потом… Потом обнаруживается нечто страшное, то, что перевернет его жизнь целиком. Оказывается, никто из представителей спецслужб не склонял математика к сотрудничеству. Результаты его тайной работы, которые он периодически клал в условленное место, обнаруживаются в заброшенном почтовом ящике — они скапливаются там и, никем не востребованные, потихоньку гниют. Более того, все студенческие годы он прожил в комнате общежития один, а длинный эксцентричный студент по имени Чарлз никогда не учился в университете. Математик не может поверить, что события, которые он помнит до мельчайших деталей, и люди, которые продолжают навещать его, не имеют отношения к реальности. Это всего лишь галлюцинации, порожденные его гениальным, но больным мозгом. Это всего лишь старая добрая шизофрения.

На этом моменте Турецкий еще смел надеяться, что сюжет развернется предсказуемым голливудским образом: математика заловило подразделение спецслужб, конкурирующее с первым подразделением, либо полностью враждебные спецслужбы; ему внушают, что он психически болен, чтобы выведать у него военную тайну или перевербовать… Однако крена в боевик не случилось. Математик на самом деле оказался шизофреником и до конца фильма продолжал ожесточенно бороться со своей шизофренией. Ему так и не удалось вылечиться, но он натренировался отличать галлюцинации от реальности и жить с ними. Однако он продолжал их видеть — этих людей, которые постоянно его посещали, которых он способен был в подробностях описать…

Уже пора было бы вынуть диск, но никто из супругов не решался на это простое действие, будто оно способно было нарушить хрупкое и опасное равновесие, установившееся между ними. По черному экрану ползли титры с перечислением бесчисленных киношников.

— Ира, — откашлявшись, начал Турецкий, — я знаю, о чем ты сейчас думала, но честное слово, со мной ничего похожего не происходит. Никаких галлюцинаций у меня нет.

Ирина промолчала. «В самом деле, — сумрачно подумал Турецкий, — подтвердить это утверждение она не в состоянии, потому что сама никого не видела, а заявить прямо в лицо подозреваемому в шизофрении, что он псих, — так это черт знает на что нарваться можно. Псих он ведь и есть псих, что с него возьмешь?»

— Я здоров, — провозгласил Александр Борисович, пытаясь выглядеть при этом уверенно и оптимистично, как рекомендовалось популярной литературой по психологии.