Золотой браслет, вождь индейцев

Одни бегали от одного шалаша к другому, оповещая о приезде чужаков, представляя это посещение кровной обидой, будили ненависть, разжигали страсти. Другие присоединились к женщинам, окружавшим палатку Мак Дайармида, и громкими криками требовали выдачи бледнолицего офицера. Всюду собирались толпы раздраженных и угрожающих индейцев.

Однако авторитет Золотого Браслета был уже настолько силен, что никто не осмеливался поднять руку на человека, бывшего под его покровительством. При виде Мак Дайармида, державшего руку на плече шедшего рядом с ним Армстронга, крики утихли. Толпа перед ними расступилась и с любопытством провожала их до священной палатки.

Мак Дайармид был очень удивлен, найдя в палатке еще трех белых. Армстронг представил их, назвав Мэггера его настоящим именем; при этом Золотой Браслет дал понять, что численность их запутывает дело и увеличивает опасность.

- Я попробую сделать невозможное, чтобы спасти вас; но не скрою, что имею очень мало надежды на успех...

Четверо белых, находясь в священной палатке, были на время в безопасности, как это и предвидел Чарлей. Ни один индеец не решится поднять руку на людей, находящихся в этом уважаемом всеми убежище. Но в то же время вокруг палатки уже стояла цепь бдительных караульных с целью, конечно, никого оттуда не выпустить. Ясно было, что индейцы решили уморить их голодом или заставить сдаться.

Искатель приключений, предприимчивый корреспондент "Геральда", не зная ни слова по-индейски, тем не менее очень хорошо понимал, какое решение принято индейцами. Он бегал по палатке, тщетно придумывая средство выйти из этого, по-видимому, безвыходного положения.

Чарлей и Красавец Билль с присущим им хладнокровием уселись на земле с трубками в зубах. Армстронг остался у полуоткрытого полога и следил взглядом за Мак Дайармидом, который направился к шалашу более высокому, чем прочие, принадлежавшему, вероятно, старейшине.

Прошел час в томительном ожидании. Наступила ночь; пленники видели, как индейцы собрались у костра, зажженного на площадке, и составили один круг. Затем один за другим стали подходить краснокожие, высокий головной убор которых указывал на то, что это были старейшины разных племен.

- Они открывают совет, - вскричал Мэггер, который по приглашению Армстронга подошел к двери. - Вот бы заняться отчетом да представить его в редакцию! Вот так штука была бы!

Чарлей Колорадо вынул изо рта трубку, казавшуюся неотъемлемой частью его самого, и сказал:

- Составить отчет, пожалуй, еще можно, а вот доставить его в редакцию это будет потруднее: нас, похоже, отсюда не собираются выпускать.

- Ба! - сказал весело корреспондент. - Счастливая звезда "Геральда" нас привела сюда, она же нас и выведет. А теперь главное, чтобы вы послушали, что там говорят, и перевели мне!

- Вы этого желаете, господин Мигюр, - хорошо, - ответил решительным тоном Чарлей. - Во всяком случае, бумага останется, и когда-нибудь ее найдут, но нас-то уже не будет на свете.

- Именно так, мой храбрый друг; вы говорите очень умно; вам бы еще немножко поучиться правописанию, и из вас вышел бы замечательный корреспондент.

- Не в обиду вам будет сказано, я уж лучше останусь при прежнем своем ремесле: ваше слишком хлопотно.

Марк Мэггер не возражал. Его внимание, как и внимание Армстронга, было поглощено тем зрелищем, которое развертывалось у них перед глазами, и, несмотря на угрожавшую им опасность, оба не могли налюбоваться дикой прелестью картины.

Среди темной ночи вокруг пылающего костра уселись на земле полукругом индейцы со своими трубками; пламя освещало полуобнаженные бронзовые тела; позади этого полукружия стояла густая молчаливая толпа, на заднем плане виднелись палатки, как белые привидения. Ночная тишина нарушалась то треском ярко вспыхивавшего костра, то отдаленными раскатами грома. Корреспондент жадно впитывал в немом изумлении эту своеобразную картину.

Жара была удушливая; один за другим индейские старейшины, разогретые костром, сбрасывали к ногам свои покрывала и оставались полунагими, как и все прочие индейцы.

Вдруг пронесся какой-то шум. Мак Дайармид выступил в круг в сопровождении старого вождя. Казалось, величавость его манер и ослепительность наряда были несколько нарочиты. Он заговорил.

- Братья племени сиуксов, - сказал он отрывисто, - обмана нет ни в сердцах, ни в устах наших. Я жил с белыми, знаю мудрость их, знаю также и безумие их. И вот потому-то я хочу поговорить с вами о тех, которые находятся в священной палатке. Один из них - друг мой, и обмана нет в его устах. Он пришел повидаться со мной и принес вам слово мира от великого Белого Вождя. Хотите вы его выслушать?..

Последовало молчание. Индейцы, неподвижные, безмолвные, выражали свирепыми взглядами и гримасами то отвращение, которое внушали им белолицые.

Видя, что старый вождь молчит и, против обещания, не поддерживает высказанного предложения. Мак Дайармид продолжал: