Читаем Золотой браслет, вождь индейцев полностью

— Да я и не сомневаюсь в том, что она говорит на трех языках, исполняет сонаты Бетховена, поет модные романсы и сумеет нарисовать букет роз на веере. Сомневаюсь только в одном, что она, раз заблудившись здесь, сумеет найти дорогу.

— Ну, об этом ей, как и нам, нечего беспокоиться. Полагаю, что мы здесь не потеряемся.

В это время лошади начали подниматься на довольно крутой пригорок, и капитан, внезапно остановившись, сказал девушке:

— На том склоне горы могут быть буйволы. Пустите меня одного подняться, а вы подержите мою лошадь.

— Давайте.

Джим Сент-Ор слез с лошади, передал поводья своей спутнице и с подзорной трубой в руках взошел на вершину горы. Там он осторожно улегся в траве и, направляя трубу в разные стороны, принялся осматривать окрестность. Вдруг он быстро собрал трубу, повернулся и поспешно стал спускаться с горы.

— Надо как можно скорее вернуться в лагерь, — сказал он своим спутникам, — там индейцы.

При этом неожиданном известии Жюльета Брэнтон так побледнела, что казалось — она сейчас лишится чувств. Что касается Нетти, то у нее от радости заблестели глаза, и она воскликнула:

— Какое счастье, как интересно! Ведь я никогда не видала диких, то есть настоящих диких…

Оба офицера в недоумении переглянулись. Их поразила эта безотчетная отвага слабенькой на вид девушки, какой казалась мисс Дашвуд рядом с величественной Жюльетой Брэнтон.

— Успокойтесь, мисс Жюльета, — сказал Джим, — нет никакой опасности: индейцы от нас в пяти милях, если не больше, и притом они нас не заметили.

— Все равно я боюсь! — вскричала Жюльета с неописуемым ужасом. — Поедемте, поедемте отсюда! Господин Пейтон, ради Бога, проводите нас скорее в лагерь.

— В самом деле, уезжайте-ка по добру по здорову. Я поеду позади вас, чтобы понаблюдать за передвижением этих разбойников и вообще узнать, в чем дело.

— Позвольте мне остаться с вами, капитан, — взмолилась Нетти Дашвуд, как бы желая этим окончательно успокоить Жюльету.

— С большим удовольствием, тем более, что в сущности никакой опасности не предвидится.

Несмотря на это уверение, Жюльета Брэнтон пустила свою лошадь в галоп и поскакала к лагерю в сопровождении Пейтона. Вскоре оба скрылись за холмами.

— Вы, мисс Нетти, просто храбрый солдатик, — сказал капитан, когда они остались вдвоем. — Но вы сильно ошибаетесь, если предполагаете в индейцах рыцарские чувства и ожидаете какого бы то ни было снисхождения к девушке. Ведь это просто дьяволы: они не различают ни пола, ни возраста, и, откровенно говорю вам, если бы нам грозила опасность быть захваченными здесь, то прежде чем попасть к ним в руки, я взял бы револьвер и застрелил сначала вас, потом себя. На этом условии вы не откажетесь от своего желания подняться на вершину, чтобы посмотреть на индейцев?

Нетти чуть-чуть побледнела, и рука, державшая повод, задрожала, но она быстро овладела собой и сказала:

— Да, капитан, я иду с вами! К тому же я вооружена! — И она вынула из-за пояса маленький пистолет, отделанный слоновой костью, и показала его Джиму.

— Что это такое? — спросил он, надевая лорнет, как будто оружие было слишком мало, чтобы его разглядеть.

— Это очень хороший пистолет, уверяю вас, — сказала Нетти, немножко обиженная. — Я из него попадаю в шляпу с двенадцати шагов семь раз из десяти.

— Мисс Нетти, вы напомнили мне слова, сказанные неким Чарлеем Колорадо, когда противник направил на него такое же точно оружие…

— Чарлей Колорадо?.. Это кто ж такой?

— Житель равнины, один из наших друзей. «Слушай, друг, — говорил он, — если я услышу малейший шум от этой игрушки (показывая на пистолет), я заставлю тебя проглотить ее как пилюлю».

Нетти расхохоталась и, видя, что капитан садится на лошадь и едет на гору, последовала за ним не колеблясь.

Они сразу же разглядели вдали группу людей, направлявшихся прямо к ним.

— Почему вы думаете, что это индейцы? — спросила Нетти.

— Возьмите трубу и посмотрите сами.

Она взяла трубу, направила ее в указанную сторону и после нескольких минут наблюдения воскликнула:

— Конечно нет, капитан! Это вовсе не индейцы. Разве индейцы носят шляпы?

— Позвольте-ка мне еще раз поглядеть в трубу. Конечно, я мог ошибиться… Но мне кажется, что…

На этот раз он смотрел долго и внимательно и вдруг разразился хохотом.

— Ваша правда, мисс Нетти! Я-то хорош: принял белых за краснокожих, да еще каких белых — своих собственных драгун. Ведь это поручик Ван Дик и его команда!

Девушка побледнела как полотно, потом вспыхнула, но смолчала…

— Ну, ну, успокойтесь, — сказал отеческим тоном капитан. — Вам не придется распечатывать знаменитого письма, чему я очень рад. Ваш друг, конечно, цел и невредим, как я и предсказывал вам.

— Но разве вы видите его? — спросила она вдруг.

— Ах, в самом деле, нет, его я еще не видел; но как же вы хотите на таком расстоянии разобрать лица? Надо хорошенько вглядеться.

— Ах, пожалуйста, вглядитесь, прошу вас, — сказала Нетти. — Не знаю почему, но я не могу теперь справиться с подзорной трубой. А вы, дорогой капитан, попробуйте, постарайтесь разглядеть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное