Золотой человек

— Я так удивился, что даже рот разинул. Прямо, дух захватило. Побелел я весь от волнения, совсем как ты сейчас, и в восторге воскликнул: «Ну и догадлив же ты, папаша! Мне бы такое и в голову не пришло!» — «А теперь выслушай меня», — ворчливо сказал старик. Так и вижу его перед собой, как он сидит, пригнув голову к коленям, и искоса поглядывает на меня своими рысьими глазами. «Пришел и мой черед кое-что рассказать тебе. Да, я знал Али Чорбаджи. Даже очень хорошо знал. Разумеется, он тоже был мошенник, как любой толстосум. Но он принадлежал к числу воров сто двадцать второго и сто двадцать третьего разряда, к ним относятся лихоимцы-наместники и хранители казны. Али Чорбаджи были доверены сокровища, награбленные другим вором, но уже самого высокого, сто тридцать третьего разряда — то есть самим султаном. Подвизаясь в турецкой полиции, я однажды пронюхал, что жулик сто тридцать второго разряда, — другими словами, великий визирь, — решил свернуть шею главному казначею и присвоить награбленные им ценности. Служа в полиции, я был мошенником самого низкого, десятого разряда — из обанкротившихся купцов. И тут меня осенило! Попытаюсь-ка я выслужиться, подумал я, авось удастся одним махом подпрыгнуть до шестидесятого разряда! Сначала дело пошло недурно. Я отправился к паше-казначею и открыл ему выведанную мной тайну: что он внесен в черный список богачей, которых великий визирь решил обвинить в заговоре и вздернуть на виселицу, чтобы прикарманить их состояние.» «Что ты мне дашь, — спросил я пашу, — если я спасу тебя и твои сокровища?» Али Чорбаджи посулил мне солидную мзду, обещал отдать четвертую часть своих сокровищ, если я помогу ему скрыться. «Гм… — возразил я. — Как-никак я почтенный отец семейства. У меня есть сын, и я обязан позаботиться о его судьбе. А потому мне не очень-то с руки покупать кота в мешке. Хотелось бы знать, что вы подразумеваете под словом „сокровища“?»

— Ха-ха-ха! — снова захохотал Тодор Кристиан. — Меня до сих пор разбирает смех, едва вспомню, как торжественно была произнесена сия тирада.

«Так у тебя есть сын? — переспросил паша. — Ну, если мне удастся спастись, я готов отдать ему в жены свою единственную дочь. По крайней мере, мое состояние останется у нас в семье. Сегодня же пришли мне своего наследника, должен же я с ним познакомиться».

— Слышишь, дружище Тимар? Ах, черт возьми, если бы я знал тогда, что писаная красавица с бледным лицом и сросшимися бровями предназначалась как раз мне! Нет, я должен залить свое горе! Позволь мне осушить эту чарку в честь ее высокоблагородия, очаровательнейшей из дам!

Мародер вскочил с места и стоя с самым галантным видом опрокинул чарку. Причмокнув от удовольствия, он снова плюхнулся в кресло и продолжал:

— Папаша, не долго думая, согласился на такую сделку.

«Мы сошлись на том, — продолжал свой рассказ старик, — что Али Чорбаджи уложит самые драгоценные вещи в кожаный мешок и передаст его мне, я же как человек вне подозрений, сяду на английский корабль, без труда доберусь с поклажей до Мальты и там стану дожидаться Али Чорбаджи. А паша, вдвоем с дочерью, без всякого багажа покинет Стамбул, якобы отправляясь в увеселительную поездку, и окольными путями, тайком проберется к Пирейской гавани, а там сядет на шхуну мореходов с острова Идра и удерет на Мальту. Надо сказать, паша оказал мне величайшее доверие: чтобы не вызвать подозрений, он не сам пошел в свою сокровищницу, а послал туда меня. Мне было поручено отобрать по моему усмотрению и уложить в кожаный мешок наиболее ценные вещи. Я и сейчас могу перечислить все отобранные мною драгоценности. Там были и редкостные камни, и жемчужные ожерелья, и перстни, и броши, и аграфы, и агатовая шкатулка, полная драгоценных камней, — почти сплошь солитеры». «Что же ты не мог припрятать хоть один солитер?» — укорил я старика. «Дурень, — огрызнулся он, — такая проделка к лицу разве что заурядному воришке восемнадцатого разряда! Зачем красть один алмаз, когда я мог стащить все целиком!» — «Эге, да ты, я вижу, молодец», — похвалил я его. «Черта с два! Впрочем, ты прав. Надо было сунуть в карман одну драгоценную вещь, которая мне больше всего понравилась, — медальон с портретом жены паши, обрамленный двумя рядами бриллиантов».

При этих словах лицо Тимара перекосилось, как от смертельной агонии. Итак, его сокровенная тайна стала достоянием этого негодяя! А от него пощады не жди.