Золотой человек

Тут Михай не выдержал. Вскочив с места, он, как разъяренный ягуар, кинулся на авантюриста, схватил его за руки прежде, чем тот успел пустить в ход оружие, быстро повернул и с такой силой пнул ногой в спину, что Кристиан вылетел через открытую дверь в коридор и упал навзничь. Когда он с трудом поднялся на ноги, его мотало из стороны в сторону. Он начал спускаться, споткнулся о первую же ступеньку и кубарем полетел вниз, изрыгая хриплые проклятия.

В нижнем этаже было темно, царила глухая тишина. Тугой на ухо подвыпивший старик виноградарь спал беспробудным сном у себя в каморке.

О чем рассказала Луна. Что поведал лед

Тимар мог убить Кристиана, ведь тот был у него в руках. Он был достаточно силен, чтобы удавить мерзавца или размозжить ему череп ружейным прикладом, — пули на него жалко… Но Михай не был душегубом. Он не мог прикончить даже покусившегося на его жизнь убийцу. Вероятно, и сейчас он вел себя как истинно «золотой человек»… В минуту, когда были потеряны честь и состояние, когда все пошло прахом, словно развеянная по ветру мякина, он позволил убежать человеку, который задумал разорить его, опозорить и окончательно погубить.

А может, все-таки покончить с этим злодеем? В спальне на стене висит второе заряженное ружье, ничего не стоит пристрелить его из окна, когда он переступит порог дома и пойдет по обширному двору к воротам. Тодор Кристиан слывет разбойником и грабителем, он беглый каторжник. Кто станет притягивать Михая к ответу за то, что он лишил жизни такого закоренелого преступника? Застрелив его, он может даже получить вознаграждение от бразильского правительства…

Тимар вышел на балкон. Скрестив руки на груди, он молча следил, как Тодор вышел из дома, как тащился по двору до самых ворот. Из-за шомодьских берегов показалась луна и осветила фасад замка.

Мрачная, неподвижная фигура Тимара на залитом лунном светом балконе представляла отличную мишень для пули.

Проходя под балконом, Тодор Кристиан вскинул голову и взглянул на Тимара. Его физиономия была вся в крови, — скатываясь кувырком по лестнице, он разбередил рану на лбу.

Кто знает, может быть, Тимар нарочно подставил голову под пулю?

На минуту авантюрист остановился и дал волю своей ярости. Он отчаянно жестикулировал и бесновался, совсем как Аталия. Уж очень походили друг на друга эти выродки! Хлопнув рукой по ружью, Тодор отрицательно покачал головой. Потом погрозил Тимару кулаком и удалился. Эти неистовые, безмолвные жесты, видимо, означали: «Погоди, я расправлюсь с тобой по-другому!»

Тимар не отрывал взгляда от Кристиана, шагавшего по снежной дороге к озеру. И еще долго всматривался он в сумрачную даль, пристально следя за черной точкой, которая удалялась по серебристому ледяному полю в сторону двуглавого монастыря на вершине Тиханьской горы и наконец исчезла во мгле.

Тимар так ушел в созерцание, что даже не заметил бури, надвигавшейся со стороны Залайских гор.

В районе озера Балатон иной раз при самой тихой погоде внезапно налетает свирепый ураган. Застигнутые врасплох рыбаки, услыхав издали гуденье ветра в кронах прибрежных деревьев, изо всех сил налегают на весла, спеша добраться до залайского берега. Порывы штормового ветра мгновенно вздымают волны, которые подхватывают утлые рыбацкие челны, несут их по разбушевавшемуся озеру и выбрасывают на прибрежную отмель. Проходит несколько часов, и бури — как не бывало. Порывистый ветер утих, — ему, как прихотливой невесте, вздумалось протанцевать всего один тур. Волнение улеглось. Кругом снова безмятежная тишина и покой.

Так и теперь. Из-за гор вырвался штормовой ветер и стремительно погнал снеговую тучу. В воздухе кружились колючие, как иглы, снежинки. Небольшая туча заволокла часть неба. Во мрак погрузились только горы да скалистый мыс Тиханьского полуострова с угрюмым собором на вершине нагорья. Холмистые меловые берега на востоке по-прежнему четко вырисовывались в лунном свете.

Буря неистово ревела, раскачивая вековые деревья Арачской долины. Флюгера на крыше старинного замка протяжно стонали — словно призраки оплакивали далекое прошлое. А когда ураган, гнавший поземку по глади Балатона, налетал на ледяные глыбы возле прорубей, поднималось такое гуденье, такая свистопляска, будто привидения, стеная и плача, гнались друг за другом.

Но вот сквозь свист и завыванье до слуха Тимара долетел издалека чей-то душераздирающий крик. Крик этот заглушил даже вой ветра. То был вопль отчаяния, смертельного испуга, исступленный призыв о помощи. Через несколько мгновений крик повторился, но звучал он уже глуше. Потом все смолкло. Слышно было только завывание ветра.

Вскоре буря пронеслась. Деревья Арачской долины перестали шуметь. Стихло гуденье ветра на озерном просторе. Небо прояснилось. Воцарилась мертвая тишина.

Улеглось волнение и в сердце Тимара.

«Все. Конец! Больше податься некуда. Я бежал, пока хватало сил, и оказался у края бездны. Через нее уже не перебраться…»