Золотой человек

В харчевне Тимар мигом управился с миской студня из говяжьих ножек - едой для кучеров, запил стаканом вина и велел запрягать. Он лег на дно повозки и проспал до самого вечера; сны его тоже были только о том, как он блуждал во льдах, и когда повозка подпрыгивала на ухабах, он просыпался с мыслью, что проваливается под лед.

Из Уй-Сёня он выехал поздно, поэтому добрался до своей усадьбы в Фюреде лишь на другой день к вечеру.

Туман сопровождал его всю дорогу, так что даже Балатон было не разглядеть.

Той же ночью Тимар призвал к себе рыбаков и узнал от них, что как раз на утро назначен первый подледный лов в этом году. Он велел своему виноградарю выставить вина и виноградной палинки, сколько потребуется.

Старый Галамбош, староста рыбаков, сулил очень удачный лов. Тимар поинтересовался, по каким признакам он это определяет.

Первая хорошая примета состояла в том, что Балатон рано схватило льдом; в такую пору, перед нерестом, рыба косяками заходит в залив. А вторая примета так и еще того лучше: к началу лова сам господин Леветинцский подоспел. Ведь ему всегда сопутствует удача.

"Сопутствует удача!.." - с тяжелым вздохом повторил про себя Тимар.

- Готов побиться об заклад, - сказал Галамбош, - что завтра и царь-рыбу выловим.

- Это что еще за чуда?

- Мощная, старая рыбина, его еще судак-король называют. Каждый балатонский рыбак с ним, можно сказать, знаком: кому он только ни попадался в сети, а вытянуть его так никто и н сумел. Только заметит, что в сети попал, и давай в песчаном дне хвостом яму копать; сделает под сетью подкоп, да и был таков. Страсть какой хитрый, стервец. За его голову награда объявлена, потому как он один рыбьей молоди больше губит, чем трое рыбаков вместе взятых. А уж до чего огромадная рыбина! Когда близко к поверхности держится, можно подумать, будто белуга. Завтра мы его как пить дать выловим!

Тимар не стал с ним спорить. Распустил весь народ по домам и лег.

Лишь сейчас он почувствовал, до какой степени устал.

Он уснул и спал долго, здоровым, крепким сном без сновидений. Пробудившись, поучаствовал себя бодрым и окрепшим. Даже душевные заботы отодвинулись куда-то далеко-далеко. Отсрочка со вчерашнего дня на сегодняшний казалась таки долгим временем!

Рассвет еще не наступил, но он с удивлением увидел, что в разрисованные инеем окна падает свет: то была луна. Значит, погода разгулялась.

Тимар быстро поднялся, по обыкновению окатил себя ледяной водой, а затем оделся и поспешил на озеро.

Зимний Балатон, особенно в первые дни после ледостава, - незабываемое зрелище.

Огромное озеро замерзает совсем не так, как реки, на поверхности которых громоздятся обломки льдин. В момент затишья поверхность озера замирает враз, и наутро водяное зеркало превращается именно в зеркало - гладкое, хрустально-сверкающее.

Под светом луны оно сверкает серебром. Нет на нем ни трещины, ни щербинки, оно отлито из цельного куска.

Ледяное зеркало пересечено лишь следами повозок, снующих меж селами, густо облепившими побережье; ровные полоски следов переплетаются, перекрещиваются друг с другом - как будто огромная стеклянная доска исчерчена геометрическими линиями.

Мыс тиханьского полуострова с двубашеной церковью столь четко отражается в зеркале, что, если бы не стоял он там с перевернутыми вниз башнями, трудно было бы определить, где реальность, а где - ее отражение.

Тимар не мог налюбоваться этим дивным зрелищем.

Из мечтательного созерцания его вывела ватага рыбаков; рыбаки принесли с собою сети, шесты, пешни, чтобы прорубать лед. Как только солнце взойдет, надо будет начинать лов, сказали они.

Когда все были в сборе, они выстроились в кружок, и ватажный - староста рыбаков, начал молитву: "Благослови, Господь, рабов твоих смиренный труд!" Остальные подхватили. Тимар отошел подальше - ведь он не умел молиться Богу. Обращаться к всеведущему? Нет, молитвами его не обманешь.

Пение разносится далеко окрест, мили на две, и замирает средь гладких ледяных просторов; береговое эхо повторяет величественные звуки.

Тимар далеко ушагал по ледяному зеркалу.

Забрезжил рассвет; луна померкла, и небо на всем своем протяжении постепенно розовеет; гигантское ледяное зеркало отзывается на это столь же чудесной метаморфозой: сейчас оно словно резко поделено надвое, одна его часть приобретает фиолетовый с переходом в медно-красный оттенок, а та часть, что обращена к восходу и, стало быть, соприкасается с розовеющим небом, остается лазурно-синей.

По мере того как небо светлеет, великолепие этих радужных переливов все возрастает. Золото и багрец небес удваиваются, отраженные в незамутненном зеркале озера, а когда тусклый, раскаленный солнечный диск появляется из-за лилово-бурой дымки горизонта и, осиянный огненными всполохами, восходит над сверкающей ледяной гладью, такого волшебного зрелища не способно явить ни одно море, ни одна волнующаяся водная поверхность: создавалась иллюзия, будто одновременно всходили два настоящих солнца - низко над горизонтом и в зеркале озера.