Золотой Демон

— Ага, — сказал Самолетов. — То-то вы в последнее время, что ни год, в Санкт-Петербург… Постоянный покупатель завелся?

— Догадливый ты человек, Флегонтыч… Есть такой. Дела ведет честно, не обманывает, дает настоящую цену. Оные господа делают непременно из древнего золота, а наш берет и бронзу с медью, и костяные финтифлюшки, и много чего еще… С отбором берет, не все подряд, по какой-то своей системе, платит хорошо и аккуратно, не покупатель, а удовольствие… Вот мы ему и повезли… И была там такая штучка — поболее ладони, лита из бронзы, формой и видом наподобие татарской фляжечки, даже вроде бы с пробкой, припаянной двумя полосочками. Только это не фляжка, никак не похоже, очень уж тяжелая, по весу видно, цельнолитая. И все равно, там было что-то вроде горлышка, и пробка к нему припаяна, полосочки в земле одряхлели, тоненькие, зелень их проела…

— Не тяни кота за хвост! — прикрикнул Самолетов.

— Ну… Дорога длинная, скучная, заняться нечем. Водку мы с Кузьмой не особенно и потребляем, а говорить не с кем — нас, убогих, отчего-то сторонятся и брезгуют… Ну… От скуки сидели с Кузьмой, перебирали Копанки, думали и гадали, для чего они в старые времена могли быть предназначены. Чем только от скуки не начнешь баловать… И надо ж так случиться, чтобы Кузьма эту фляжечку уронил… С высока уронил, выпрямясь в возке, она и грохнулась на сундучок, в аккурат на Железную оковку. Полосочки ветхие, разломились, только хрупнуло… — он оглянулся по сторонам, перекрестился, понизил голос: — И вот тут началось… Как бы светом брызнуло, только свет тот был черный. Не знаю, как и объяснить… Вроде и черный, но свет, по глазам ударило, кинуло в беспамятство, по возку расшвыряло, будто куколок. А когда очнулись, ровным счетом ничего и не происходило: все как всегда, только фляжечка валяется — она, точно, цельнолитая, только под пробочкой видно, как дырочка высверлена, узенькая, глубокая. Мы туда спичку совали, длины не хватило… Ну, а спустя короткое время и началось…

— Канэтада-сан говорит: по его убеждению, в данном сосуде в незапамятные времена был заключен демон, вырвавшийся на свободу после того, как эти презренные люди нечаянно сломали запор…

— Очень похоже, что так оно и обстояло, — сказал Самолетов. — На сказку похоже, ну да после всего, что с нами творилось, начинаешь и к сказкам серьезно относиться… — Он шумно втянул воздух сквозь зубы. — Значит, это вы его нам на шею повесили… Порешить бы вас обоих, не сходя с этого места…

— Флегонтыч! — плачущим голосом воскликнул Федот. — Мы же не по умыслу… Кто ж знал?

— Надо было знать, — отрезал Самолетов. — Коли уж выбрали себе это поганое ремесло. Старики говорят, бывали случаи…

— Мы ж все копаное святой водичкой… Как обычно. Не первый год стараемся, знаем предосторожности…

— И много вам помогла святая вода? Батюшка тоже выходил с крестом… Руки чешутся…

— Николай Флегонтович! — воскликнул поручик, глядя, как в руке купца медленно поднимается револьвер.

— Да ладно, ладно… — поморщился Самолетов, убирая «смит-вессон» в глубокий карман дохи. — Ваше счастье, скоты этакие, что нет у меня навыка убивать людей, а то бы…

— Канэтада-сан говорит: он готов принять на себя и кровь, и ответственность, поскольку эти недостойные люди из низменной страсти к деньгам стали невольной причиной гибели других.

Японец обеими руками поднял перед глазами сверкающий клинок. Бугровщики шарахнулись, Федот завопил:

— Николай Флегонтыч, убери нехристя! Порешит ведь!

— Надо бы… — проворчал Самолетов. — Переведи, голубчик: в России так все же не полагается… Слякоть, а живые души…

Выслушав перевод, японец с видимой неохотой убрал саблю в ножны. Судя по его лицу, будь его воля, он распорядился бы совершенно иначе, без доброты и чистоплюйства.

— Где эта ваша фляжка? — прикрикнул Самолетов.

— В снег выбросили, на обочину, тем же вечером. Когда началось. Что ее было держать, мало ли что…

— Ну, вот что, — сказал Самолетов. — Ваш мешок с находками…

Он замолчал, прислушался. В голове обоза послышались громкие, быстро приближавшиеся звуки, с каждым мгновением крепнущие. Конский топот… Заполошные крики… Вскоре мимо них той же вереницей пронеслись всадники — в обратном направлении, в конец обоза, испуская хриплые и неразборчивые крики ужаса. На сей раз никто из них лошадей не нахлестывал, но те неслись еще быстрее, чем под ударами жгучего кнута…

Следом показался бегущий, едва не проскочил мимо, но, увидев людей, остановился, кинулся к ним. Саип, взлохмаченный и на себя не похожий, кажется, вовсе не ощущавший мороза, в одном армяке.

— Господа хорошие, — сказал он, задыхаясь, — у вас ведь оружие найдется… Там… там…

Он тыкал рукой в ту сторону, откуда столь неожиданно примчались вернувшиеся беглецы… Справившись с удушьем, выдохнул:

— Разбудить бы казаков, у них винтовки… Там… там…

— Ну так буди, дурило, что стоишь? — прикрикнул Самолетов. — Пойдемте, посмотрим…

Возле головного возка стоял Мохов с охотничьим ружьем в руке — и ружье ходило ходуном. Поручик присмотрелся, не раздумывая, вырвал из кобуры револьвер и стоял, держа его дулом вверх, как на дуэли.