Золотой день

Впервые в разговоре с шурином он чувствовал, что тот полицейский. А каково, наверно, на настоящем допросе! Нет, до этого никогда не дойдет: он ни в чем не виноват, а выдавать секретную информацию – себе дороже.

Интересно, нужно ли разрешение на обыск, для того чтобы понажимать кнопки чужого мобильного телефона? И обыск ли это? И имеет ли владелец право воспротивиться такому произволу, если вдруг?..

Нет, никаких «вдруг». Все под контролем, существует Программа, эти экстремисты при деле и тоже под контролем, Гюльтен он найдет и все выяснит. Ведь какой-то сбой все же произошел, иначе, сколько бы ни шумел Эмре, никакого дела бы не возбудили. Пожалуй, пора проявить любопытство.

– А что все-таки с Лили? Элиф сегодня крышку какую-то разбила, новую, стеклянную, стала злая, как не знаю кто, обвинила меня чуть ли не в любовной связи с этой домработницей, так что я так ничего и не понял толком. А Эмре спрашивать – сам понимаешь. Отравилась она чем-то, что ли?

– Да вроде, – без особого энтузиазма подтвердил Кемаль. – Этим химики занимаются, типа снотворного что-то, кажется. А ты с этим Эмре как? В дружбе? Что он вообще такое? У нас начальник с ним носится, как будто он премьер-министр.

– Эмре? Да как тебе сказать… я не так много и знаю.

– Ну, что знаешь. У вас же с ним какие-то дела были?

– Были, но это, собственно говоря, к делу отношения не имеет. Политика…

Он все-таки произнес это магическое слово, рассчитывая на то, что оно станет точкой и завершит этот виток разговора. Произнес с тем выражением, с которым говорят о политике непосвященным: мол, это долгая история, вы все равно ничего не поймете, это не ваша забота, что и как там, в высших сферах, и неинтересно это вам, от нее, политики, далеким. Обычно это срабатывало: людям не хотелось выглядеть несведущими и выслушивать длинные объяснения, да и сами политические дрязги никого всерьез не интересовали. Кроме редких случаев, подаренных журналистам и попавших в газеты.

На Кемаля, однако, интонация не произвела ни малейшего впечатления.

Он привык иметь дело с людьми самых разных профессий, а значит, привык и к этому снисходительному тону: что вы в этом понимаете, что я вам полдня объяснять буду? Иногда профессиональные дела подозреваемых и свидетелей действительно можно было обойти стороной, но если нет, то Кемаль был готов терпеливо и вдумчиво вникать в самые разные сферы и области человеческой деятельности.

Политика – подумаешь, невидаль! Вряд ли это сложнее страхового бизнеса, торговли свежими цветами и несвежими бриллиантами, предоставления кредитов мелкими банками, иногда растворяющимися в воздухе, или деятельности подпольных лабораторий, производящих специальные аэрозоли для воров-домушников.

– А ты попроще, в двух словах. Он же раньше не в Измире жил, правильно?

– Да, они лет семь-восемь, наверно, как сюда переехали. У него большие деньги, связи по всему миру, и вообще он фигура заметная, хоть и не на виду.

– Что значит «заметная»? Чем он занимается-то, кроме того, что имеет деньги и названивает министрам?

– Он, вообще-то, не из наших, не из республиканцев то есть. Так что я уж не знаю, какой он там пост занимает в их партии, но в финансовом плане…

– То есть он оплачивает существование твоих противников, а ты с ним водишь дружбу на всякий случай? – насмешливо перевел его недомолвки Кемаль.

– Все не так просто, – с привычной снисходительностью отмахнулся Азиз. – Это же политика, в ней нет только черного и белого. Сегодняшний противник – завтра соратник. Партии объединяются, распадаются, существует множество нюансов, – он потянул последнее слово, рассчитывая наскучить собеседнику.

– Но с «белыми»-то республиканцы уж никак не объединятся, или я чего-то не понимаю?

– Конечно, нет, но…

– Так «нет» или «но»? – засмеялся Кемаль. – Нет, ты мне объясни как рядовому избирателю. А то и за республиканцев голосовать не захочется!

– Формально и официально – нет. Но в каждой партии существуют группировки, правое и левое крыло, более и менее ортодоксально настроенные группы… к тому же всегда кто-то хочет кого-то подсидеть и занять место лидера. Словом, это все сложно, и к твоему делу никакого отношения не имеет. Это не женские посиделки. Тебе Элиф говорила, что они там постоянно отравлялись чем-то? Я, между прочим, сам наблюдал месяц, что ли, назад. Вы их потрясли уже, этих подружек? Похоже, кто-то из них заигрался, да?

– Может быть, – неопределенно произнес Кемаль. Ему совсем не нравилось, что он так и не получил ответа ни на один вопрос. И если объединение республиканцев, традиционно ратующих за демократию, светское государство и вроде бы продолжающих дело Ататюрка, с так называемыми «белыми», провозглашающими традиционные мусульманские ценности и лишь в последнее время переставшими ругать Ататюрка в полный голос, его интересовало лишь постольку-поскольку, то все остальное… что ж, придется повторить. – Так ты сказал про его деньги. Что, неужели их так много, что он может влиять на какие-то партии?