В огромной квартире потихоньку вступал в свои права дух заброшенности и безразличия. Под зеркалом в прихожей лежал уже заметный слой пыли, на креслах и диванах в гостиной валялись какие-то вещи, двери в некоторые комнаты были закрыты словно навсегда, а посреди кабинета, куда Эмре провел Кемаля, стоял открытый чемодан.
– Я уеду отсюда, – объяснил Эмре, и Кемаль поразился происшедшей с ним перемене. Это был не тот самоуверенный, всеми недовольный, активный и демонстративно влиятельный господин, который требовал тщательного расследования, звонил министрам, грозил и стучал кулаком по столу. Следующий вариант его имиджа – покорность судьбе, философское нежелание что-либо ворошить, горе из-за невосполнимой утраты – был, пожалуй, ближе к тому, что он пытался изобразить сейчас, однако из-за этой старательно придерживаемой маски выглядывало и нечто другое.
В дорогом чемодане лежали вперемешку какая-то одежда и книги.
– Закончу некоторые дела и уеду. После всего этого в Измире я не останусь. Надеюсь, у полиции нет возражений? Или вы все еще пытаетесь изобразить бурную деятельность и подозреваете всех вплоть до меня?
– Нет, господин Эмре, какие же могут быть возражения? А что до деятельности, – Кемаль пожал плечами, – вы сами на ней не так давно настаивали. Надеюсь, мы сможем с вами связаться, если узнаем что-то новое.
– Разумеется, сможете! Все мои телефоны доступны, у меня офис в Анкаре… или вы думаете, что я собираюсь скрываться от правосудия?
– Я этого не говорил.
– Тогда нечего смотреть на меня как на преступника! У вас, кажется, был один вопрос? Задавайте его. Может быть, я даже на него отвечу. А после этого оставьте вы меня в покое, ради бога!
– Хорошо, господин Эмре. Мы и так оставили вас в покое, хотя дело пока не закрыто, потому что погибли две подруги вашей жены. Кроме того, мы не можем найти вашу домработницу, и все это, согласитесь, выглядит подозрительно.
– Это все случайность, и вы это прекрасно понимаете! А эту домработницу я лично в глаза не видел, я уже вам об этом говорил. Или не вам, но не в этом дело!
– Я, собственно, должен вас спросить вот о чем. Что вы сделали с тем стаканом?
Это было рискованно. Была вероятность, что Эмре ничего не знал об этом стакане, тогда вопрос не имел для него никакого смысла. Но Кемаль был уверен, что это не так.
– Ничего, – быстро ответил Эмре, прежде чем успел что-то сообразить. И почти в ту же секунду, озадаченно прищурившись, спросил: – С каким стаканом? Ничего я не делал ни с каким стаканом! – вызывающе повторил он не вовремя вырвавшееся слово и начал быстро маскировать его еще какими-то громкими, возмущенными словами и вопросами.
Кемаль послушал немного, дожидаясь паузы.
– Вы ведь его убрали в посудомоечную машину, правильно? – отметая все наговоренное собеседником, почти уверенно выговорил он наконец. – А с полки взяли другой стакан, чистый. Брали тряпкой или полотенцем – не в перчатках же вы были! Или в перчатках? А машину снова запустили, так? Я даже могу понять, зачем вы это сделали, непонятно другое…
– Если вам все понятно, то я звоню адвокату. И выслушивать ваши домыслы больше не желаю, – Эмре опустился в кресло и достал телефон из кармана пиджака. Интересно, подумал Кемаль, он дома всегда при параде или куда-то собрался? Пиджак не выглядел домашним, впрочем, кто их знает, этих богатых и влиятельных. Может, это у него самый затрапезный пиджачишко?
– Не стоит, – Кемаль тоже сел, чтобы не возвышаться над ним и вести разговор на равных. – Мы, кажется, договорились, что это не официальный допрос. Впрочем, если желаете, – он равнодушно пожал плечами, давая понять, что времени у него девать некуда и что он готов дожидаться прибытия этого адвоката хоть до вечера. – Если вам есть что скрывать… кроме этого стакана, с которым, мы и так почти разобрались…
– Разобрались так разобрались, – обреченно отложил телефон Эмре. – Но предупреждаю вас: я от всего откажусь. Никаких официальных заявлений я не делал, и если наш разговор записывается…
– Это было бы незаконно, – подыграл Кемаль. – Я ничего не записываю и хотел просто уточнить некоторые детали. Все выяснится и без вашего содействия, но, согласитесь, было бы странно, если бы вы не пожелали это содействие оказать. Все-таки речь идет о вашей жене.
– Вот только не надо читать мне мораль, – поморщился Эмре. – Помощь следствию, содействие правосудию, сокрытие улик…
– Я вас не обвинял, – поспешил заверить Кемаль. – Если вы убрали тот стакан, у вас, наверное, были веские причины. И если вы все объясните, это останется между нами.