Золотой день

– У меня все на сегодня, так что мы можем где-нибудь посидеть. Или здесь, если хочешь, мне все равно. Могу чай или кофе сделать.

– Давай здесь, – согласилась Айше. – Я так устала сегодня, две лекции прочла, с кучей людей общалась, а грипп никак не проходит, каждый вечер знобит.

– Да сейчас у половины города грипп! И все бегают на работу, как ты, и заражают вторую половину, – Дилара налила воду в чайник, включила его и обернулась к Айше. – Спрашивай, не теряй времени. Хотя в полиции, конечно, спрашивали уже.

– Ты что-нибудь знаешь про лекарства? Про любые лекарства, витамины там, что угодно, которые Лили могла принимать?

– И про это спрашивали. Не знаю я, правда. Она ведь какая была: сначала ко мне ходила, один раз даже… я полиции не говорила, но, вообще-то, они могут ее карту взять и посмотреть. Словом, она аборт делала, ты только Элиф своей не говори. Это давно уже было. Я тогда подумала почему-то, что не от мужа, он у нее вечно в разъездах, хотя дело не в этом, конечно. Сейчас уж и не вспомню, с чего я взяла, но тогда почему-то так решила. Еще уговаривала ее ребенка оставить, а она ни в какую. Не для нее, мол, это, хлопот не оберешься, да и раньше надо было, уже не тот возраст. А какой у нее был возраст, сорока не было! Знаешь, ненавижу я крайности эти: одни вон по семь-восемь рожают, ни контрацепции, ничего, хоть помри, но рожай, а другие, наоборот, лишь бы ручки не пачкать, образованные вроде, карьеру делают, им рожать некогда. Ты смотри тоже, а то поздно будет! Ладно, извини, это я по привычке. Кто ее знает, что она могла принимать. Но могла – это точно. Такой тип. Вечно то витамины, то «Гербалайф» какой-нибудь, лишь бы получше выглядеть.

– А ты в тот вечер на кухню не заходила? София говорит, она пузырек с таблетками в шкафу видела, а потом их там не нашли.

– Нет, зачем? Там девушка эта с Софией метались, ты же помнишь, а я, если честно, когда в гости прихожу, особенно к таким барыням, как Лили наша, сижу, отдыхаю. Весь день на ногах, если есть кому чай подать, я и пользуюсь. Дома-то тоже не посидишь: свекровь. Иногда с дежурства прихожу, с ног валюсь – буквально, в прямом смысле слова! – так муж для меня даже чайник поставить не смей. Не то чтобы чашку подать – это совсем криминал, а на кнопку нажать или сумку, скажем, из рук взять. Так что на кухню, если есть возможность, я ни ногой.

Дилара развела руками, сожалея, что не может помочь.

Наверно, не надо было к ней ехать. Вряд ли она знает что-то интересное, а если и знала, то, как разумный человек, рассказала бы полиции. Что ж, выпью чаю, посижу и поеду, пока не совсем стемнело.

– А с чем боролась Гюзель? – спросила Айше на всякий случай. – Вроде она только о семейных делах всяких писала.

– Да в том-то и дело! Она и хотела спокойно писать о всякой ерунде, утешать влюбленных девушек и просвещать домохозяек. Но у них там сменилось руководство или владелец, я точно не помню, и ей стали диктовать, что и как делать, какие темы поднимать, ну и все в этом роде. А она так не привыкла, раньше-то на ее колонку никто особого внимания не обращал, рейтинг хороший, и прекрасно. А в последнее время, да уже год или больше, по-моему, она все на начальство жаловалась: то ей одно сказали, то другое, то без ее ведома абзац вставили, то что-то вырезали. Я как-то посмеялась: мол, кому это нужно, у тебя просто мания преследования, так она раскричалась, что я не понимаю, насколько все серьезно, и что политика проникает везде, что она не собирается участвовать во всей этой кампании с тюрбанами, – в общем, что-то такое.

– В какой кампании?

– Как – в какой? Уже года два чуть ли не в каждой газете хоть маленькая, да статья про тюрбаны, не замечала? Думаешь, случайно, что ли?

– Нет, я… я, если честно, газет почти не читаю, мне книг хватает. А новости я и так узнаю, если они важные.