Золотой день

К ней спешила по дорожке очень худая и какая-то изможденная женщина неопределенного возраста. Она была смугла, озабоченное лицо почти не накрашено, и ей можно было с равной долей вероятности дать и тридцать пять, и все шестьдесят. Длинное пальто темно-коричневого цвета было когда-то очень модным, и из-за этого сейчас его пышные, собранные у плеч в складки рукава выглядели жалко и убого.

– Спасибо большое, – запыхавшись, произнесла она и тем же быстрым шагом прошла в глубь подъезда, направляясь к лестнице. Айше машинально пошла за ней.

– Вы куда это, сударыни? – раздалось откуда-то слева.

Там, в небольшом холле с вьющимися по стене растениями, Элиф и Филиз ждали лифта. Мигающее табло показывало, что он на четвертом этаже и едет вниз. – На седьмой этаж пешочком?

– Познакомься, Семра, это Айше, жена моего брата.

– Здравствуй, Филиз, как дела? Очень приятно! Мне тоже! Здравствуй, Элиф! – все это прозвучало одновременно, чередуясь с вежливыми поцелуями, при которых главная задача участниц – как можно меньше соприкасаться щеками и губами, чтобы не смешать свой и чужой макияж.

Лифт подъехал, и Элиф распахнула дверь.

– Мы не уместимся вчетвером, абла, я могу пойти пешком, я всегда хожу, – Айше терпеть не могла лифты и пользовалась ими только при крайней необходимости.

– Я тоже, – откликнулась смуглолицая худая Семра, делая даже шаг назад. – Я живу на пятом и всегда хожу пешком.

– Ах, перестаньте, девочки, – Филиз решительным движением втянула Семру в лифт. – Все здесь прекрасно уместимся, мы же не толстые. Заходите, Айше, милая, не бойтесь: этот лифт на четырех человек, написано же.

– Я не боюсь, – запоздало сказала Айше, когда лифт уже тронулся. Хотя в глубине души она и правда слегка побаивалась.

Проведшая детство в маленьких домишках, отделенных от земли всего несколькими ступеньками, она впервые увидела лифт лет в пятнадцать и до сих пор сохранила к нему какое-то нехорошее чувство. Особенно ей не нравилось ездить в лифте одной: вдруг застрянет или… ну… мало ли что? Техника все-таки. Входя в лифт, она всегда сначала осторожно ставила в него одну ногу, словно проверяя, не провалится ли пол кабины в шахту, и только после этого переносила на нее центр тяжести. С годами она научилась делать это быстро и совершенно незаметно для окружающих, но не для себя, и небрежно-веселое «не бойтесь» неожиданно попало в точку.

Лифт ехал быстро, не то что в ее бывшем доме, где она изредка поднималась-таки на нем на свой четвертый этаж. Но лифт там полз так мучительно медленно, что она каждый раз успевала десять раз пожалеть, что не воспользовалась лестницей. А ее новое жилище было, к счастью, на третьем этаже, и в этом доме она еще ни разу не заходила в лифт. Вон Семра говорит, что ходит на пятый, и ничего. А лет ей все-таки скорее под пятьдесят, и вид усталый.

Четыре женщины стояли вплотную друг к другу; запахи духов, дезодорантов и пудры смешивались, создавая тяжелую духоту; подруги не умолкали ни на секунду, говоря непонятно о чем, и лифт быстро вез их на седьмой этаж навстречу таким же надушенным и напудренным дамам, к таким же безумолчным бестолковым разговорам, и Айше вдруг почему-то показалось, что ей надо непременно, обязательно запомнить это мгновение со всеми незначительными подробностями, словами и запахами. Но она отбросила эту неясную мысль и ничего не запомнила.

Глава 3

1

На секунду у нее возникла иллюзия, что она снова очутилась в университете.

Тихая просторная прихожая – а за дверью вдали специфический шум множества ведущихся одновременно громкими голосами разговоров, шум, в котором можно иногда вдруг различить отдельное слово, или бессмысленно вырванный из связного диалога кусочек фразы, или неожиданный взрыв смеха. Она всегда слышит эту какофонию, подходя к аудитории. Потом студенты замечают преподавателя, умолкают или переходят на шепот, рассаживаются по местам, общий гул переходит в шорох доставаемых тетрадей и убираемых сумок, и после минутной суеты воцаряется относительная тишина. Можно начинать лекцию.

Дамы, сидевшие в гостиной, не замолчали. Наоборот, голоса стали громче, реплики отчетливее, интонации воодушевленнее. Потом, когда ей пришлось, напрягая память, восстанавливать все происшедшее и сказанное в этот вечер, Айше не могла отделаться от ощущения постоянного шума, мешающего вслушиваться в множество ведущихся в разных концах гостиной разговоров. Их невозможно было уловить все: дамы почти не вели общей беседы, она распадалась на отдельные куски, но они как-то ухитрялись слышать и понимать друг друга. И, что самое удивительное, получать удовольствие от такого общения.

В первый момент у Айше, вошедшей в гостиную, разбежались глаза.

Следующим впечатлением после шума было впечатление от блеска. Слишком много блеска. Сверкали всеми своими хрусталиками зажженные люстры, переливались всеми гранями бокалы и вазы, блестели явно вымытые накануне стекла и зеркала, да и сами женщины как будто излучали сияние.