Золотой день

Кстати, сейчас можно было бы легко спровоцировать их на обсуждение этих отравлений. Кемаль бы, несомненно, так и сделал, а потом слушал бы, кто что скажет, иногда подбрасывая им направляющие вопросы и реплики. Но он профессионал и знает, как это делается. А она может все испортить. Кроме того, у Кемаля феноменальная память, которую он постоянно тренирует, ему ничего не стоило бы запомнить весь этот создаваемый ими шум и вычленить потом из него несколько связных диалогов. А ей даже слушать их тяжело. Айше напряглась и попыталась сориентироваться в царящей какофонии.

«Он отработал в этой фирме полгода, они должны были повысить ему зарплату», – это Филиз и София.

«За границей, конечно, платят лучше, но там так трудно адаптироваться, и к туркам везде так плохо относятся!» – «Мурату предлагают стажировку в Германии…» – это к ним присоединилась Эминэ.

«Ты подожди, Илайда, я подумаю, что делать, матери пока не говори…» – почему-то удалось услышать почти шепчущую Гюзель.

«Он наверняка Розалинду бросит, вот увидите!» – «Да нет, все должно хорошо кончиться!», – это про сериал, не поймешь кто именно.

Нет, все это никак не запомнить. Проще простого подкинуть Семре что-нибудь вроде «Ах, почему вы ничего не едите?» – а что потом? В лучшем случае удастся услышать и понять ее ответ. И вообще: еще полчаса в этом шуме – и головная боль обеспечена.

«Она сказала, что многие в последнее время жалуются, причем молодые тоже…» – «Я к ней поеду на следующей неделе, надо подкраситься!» – «Позвони сначала, у нее стало много клиентов, она же берет недорого, я всегда заранее договариваюсь…» – кажется, Селин и Дилара.

Балансировать между диалогами было трудно.

Едва она начинала понимать, о чем идет речь с одной стороны, как тут же теряла нить беседы других. И вдруг с удивлением услышала свою собственную, заготовленную и приберегаемую фразу, произнесенную не ее, а чьим-то чужим голосом:

– Семра, что же ты сегодня ничего не ешь?

5

– Никакая не диета! – в который раз Семра в ответ на дружно посыпавшиеся со всех сторон упреки. – Ну, зачем мне разгрузочные дни, сами подумайте! Нет-нет, Лили, все прекрасно приготовлено, это же и так видно. И я не капризничаю, я же обычно совершенно неприхотлива в еде, я всегда все ем. В том-то и дело…

– Что значит «в том-то и дело»? – не удовлетворилась ее невнятными объяснениями Лили. – Если ты всегда все ешь, то почему сейчас ни к чему не притрагиваешься?

– Не знаю, стоит ли объяснять… но дело в том, что… я рассказывала тебе, Элиф, ты просто забыла… так вот, не знаю почему, но мне каждый раз после наших золотых дней делается так плохо… не хотелось бы за едой подробно описывать. Думаю, что я слишком много ем в эти дни – сладкое, мучное… уже три раза так было. Я и решила сегодня ничего не есть.

– Ерунда какая! – сказала София. – Мне тоже в прошлый раз плохо стало. Как раз после золотого дня. Но это не причина, чтобы ничего не есть. Лично я просто-напросто ем поменьше… хотя все так вкусно, не удержишься!

– Правильно, – поддержала Эминэ, я тоже один раз, кажется, у Элиф (ты, Элиф, только не обижайся!) объелась тортом. Был такой дивный торт, помнишь, я тогда еще рецепт спрашивала…

Дальнейший обмен впечатлениями и воспоминаниями больше всего напоминал бурный поток, прорвавший плотину умолчания. Каждой нашлось, что сказать, обилие натуралистических деталей вовсе не смущало ни говорящих, ни слушающих; искренняя заинтересованность придала силу и звучность голосам; они позабыли и об остывающей еде, и о хороших манерах и беззастенчиво перебивали друг друга, а шум стоял такой, что было вообще непонятно, как они умудряются различать в нем чужие и свои слова.

– Интересненько! – попав в случайную паузу, насмешливо произнесла Гюзель и оглядела приятельниц хитрым проницательным взглядом. – Очень даже! Чувствуете, что получается? Ты ведь, Элиф, в прошлый раз жаловалась на самочувствие, правильно? Значит, нас уже сколько? София, Семра, ты и я. Ничего себе. Эпидемия просто! Чем это ты нас кормила, Эминэ? А в позапрошлый раз – кто?

Началось.

Это началось помимо ее воли, и Айше, расслабившаяся после уверений Элиф, что никто ничего не заметил, отвлекшаяся на другие разговоры и наблюдения, оказалась, как ни странно, совершенно не готова к открытому обсуждению того, ради чего, как считается, она сюда явилась. Вырядилась в лучшее, дорогое платье, несла в замерзающей руке туфли, делала прическу и тратила драгоценный свободный вечер.

– Неужели ты не можешь вспомнить, кто был первым? – спрашивал потом муж. – Кто все-таки задал этот вопрос Семре? Как ты могла не обратить внимания, если сама собиралась его задать?