Золотой дикобраз

И приподняв крышку, она вытащила на свет белого пушистого котенка с красной ленточкой на шее и маленьким серебряным колокольчиком.

Людовик растроганно погладил мягкую шерсть. В ответ котенок протестующе мяукнул, но, оказавшись в руках Людовика, он устроился поудобнее и замурлыкал.

— А вот это, пожалуй, самое лучшее. Главное живой, понимаешь, живой. Я с ним смогу говорить. У него есть имя?

— Еще нет.

— Тогда я назову его Макс, — при этом котенок шевельнулся и мелодично зазвенел колокольчиком. — Макс Поклен, потому что я очень скучаю по моему Максу. Ты, конечно, ничего о нем не знаешь, но, возможно, если тебе разрешат прийти сюда еще раз, не могла бы ты узнать у Дюнуа, что с Максом.

— Макс Поклен. Хорошо, я обязательно разузнаю о нем.

Жанна пробыла в Бурже три дня. В эту пору темнело рано, и до поздней ночи у маленького камина они толковали о книгах, о прежних путешествиях Людовика и о многом другом, старательно избегая упоминать имя Анны или короля. О разводе они тоже не вспоминали.

Возвращаясь в Линьер, Жанна решила к Анне не заезжать. Боялась, что не сможет удержаться от обвинений, а это могло повредить Людовику. Кто знает, что на уме у этой злобной взбалмошной правительницы. Она вполне могла приказать отобрать у Людовика книги, снова лишить его чистых простыней и нормальной пищи.

Людовик же пребывал в настоящем раю. Три дня общения с другом, настоящим преданным другом — это все равно что набрести на оазис среди бесконечной пустыни одиночества. Сегодня на ужин был тушеный кролик и свежий теплый хлеб. В камине уютно потрескивают поленья, а он, вытянувшись на мягкой чистой постели, поглаживая урчащего котенка, запоем читает книги. Те, что не успел прочесть в детстве и юности.

Вначале он прочел почти все книги из библиотеки Жанны (в основном религиозного содержания), затем из Блуа ему доставили часть книг его отца. Он жадно набросился на них. Это были трактаты греческих и восточных философов, книги римских поэтов и историков, восточных мудрецов, французские романы и поэмы. И конечно, он читал и перечитывал Библию.

Устав от чтения, он брал в руки лютню. Людовик положил на музыку некоторые стихи своего отца и пел, не переставая удивляться иронии судьбы — отец написал их в тюрьме, а сын в другой тюрьме положил на музыку и поет.

А когда становилось совсем поздно и наступала пора отходить ко сну, не скрипела противно дверь, открываемая грязными безжалостными пальцами Герена. Потому что Герена больше не было. С начала болезни Людовик его больше не видел. У него был новый тюремщик по имени Гурне. И это было совсем другое дело. Гурне был огромен и силен, но это была сила любопытного добродушного медведя. Насколько Герен был жесток и бессердечен, настолько Гурне был добр и отзывчив. Людовик играл с ним в карты, они подолгу беседовали. Гурне был отличный слушатель и интересный рассказчик. Он выискивал и приносил Людовику все новости с воли, получал для него все письма и передачи и очень переживал, что не может позволить ему прогулки во дворе.

Все это вместе — доброта тюремщика и сносные условия существования — способствовали быстрой поправке Людовика. Книги заставили его по-новому взглянуть на прожитые годы, многое понять в себе и других, наполнили высокой мудростью. Так что в определенном смысле годы, проведенные в тюрьме, можно считать самыми осмысленными годами его жизни.

Глава 16

Шарль в своем замке в Амбуазе, примостившись в оконной нише, угрюмо созерцал парк внизу. Его тощие, совсем нецарственные телеса были облачены в нечто шелковое, переливающееся-оранжевое. В этом одеянии он выглядел еще несуразнее. А там, внизу, играла его девятилетняя жена. Она бросала своей маленькой собачке большой голубой мяч, та катила его обратно, и обе они, и девочка и собачка, были счастливы.

Тут же в комнате находилась Анна. Некоторое время она задумчиво следила за Карлом, а затем подошла к нему и, обняв за плечи, тоже поверх его головы начала смотреть на забавы Маргариты Австрийской.

— Ты, я вижу, не очень счастлив со своей маленькой женой? — ласково спросила она.

Карл ничего не ответил, только уныло покачал головой. Этот брак устроил его отец, а у него были свои представления о счастье.

— Она еще совсем ребенок, — размышляла вслух Анна, — а тебе нужна девушка твоего возраста. К тому же надо думать и о наследнике. Этот брак мне никогда не нравился.

Карл удивленно посмотрел на нее, стараясь, чтобы ее руки оставались у него на плечах. Это было так редко, когда она его ласкала, и для него была дорога каждая секунда этой ласки.

Анна улыбнулась, глядя в его удивленные глаза.

— Да, да, тебе нужна хорошенькая молодая девушка. Разве ты не хотел бы, чтобы тебя ласкала такая девушка?

Как же не хотел бы. Именно это ему было сейчас нужнее всего. Карл встрепенулся, глаза его загорелись.

— Ну произошла ошибка, так что же, ты обречен теперь вечно страдать? — продолжала Анна и отступила назад, так как он проворно соскочил с подоконника. — И не так уж все безнадежно. Она еще ребенок, и ее не короновали. Я думаю, все еще можно поправить.