Золотой дикобраз

Сам он был одет в дорожный костюм — оливково-зеленый жилет и камзол, бриджи, рейтузы и сапоги почти того же самого цвета. На мгновение ей показалось, что он тоже нарядился, чтобы произвести впечатление. «Если это так, — с неохотой призналась она себе, — то успеха добился». В этом костюме он ей очень нравился. «Да, мне нравится в нем все, — если признаваться себе, так уж до конца, — его шея и волосы, его глаза, его худые скулы, его смуглые запястья, прямая линия спины, белые зубы, когда он вдруг улыбается. Смогу ли я когда-нибудь забыть все это?»

— К сожалению, я должен сказать еще кое-что, — проговорил он, — и это кое-что тебе понравится еще меньше.

Анна-Мария метнула на него острый взгляд.

— Маршаль де Рью отправился в Шатобриан, чтобы сообщить о твоем согласии на брак, — Людовик торопился, пока она его не прервала. — Мы с ним долго совещались и в конце концов решили, что больше ничего не остается. Он там сейчас занят составлением брачного контракта, а ты последуешь со мной.

Он говорил спокойно, зная, что в любом случае через несколько мгновений начнется буря. И она не заставила себя ждать. «Предатель» — это был самый мягкий эпитет среди тех, коими она его наградила. Конечно, она отказывается следовать за ним и пусть не думает, что когда-нибудь согласится.

— Анна, — с горечью воскликнул Людовик, — послушай меня, хотя бы минуту, и оставь, пожалуйста, свои детские декламации. Ты ведешь себя точно так же, как я в девять лет.

Последняя фраза заставила ее остановиться. Людовик продолжал:

— Я вынужден, понимаешь, в-ы-н-у-ж-д-е-н привезти тебя в Шатобриан. Ты пойдешь сама или мне придется тебя нести?

Ее удивление вылилось в громкий смех.

— Нести меня? Ну и куда же ты меня понесешь? Думаю, не дальше этой двери. Знаешь ли ты, что произойдет, если откроется дверь и я позову стражу?

— Знаю. Они не придут. Они нас даже не заметят. Дело в том, что де Рью подобрал людей, умеющих закрывать глаза. И во дворе будет то же самое. Мы все предусмотрели, ибо прекрасно понимали, что ты будешь думать о нас и как себя поведешь. Но когда-нибудь ты поймешь, что мы были вынуждены это сделать, чтобы спасти тебя.

— Спасти меня?! — закричала она в бессильной ярости. — То есть тащить меня к моей же гибели? Я никогда не забуду эту ночь, Людовик, никогда, сколько живу. Так и знай!

— Я знаю, — печально согласился он. — Я все знаю. Знаю, что ты сейчас думаешь, потому что сам однажды так думал. И мое бунтарство привело к войне, к гибели людей, к тюремной камере. Именно от этого всего я и пытаюсь тебя оградить.

Она и вообразить себе не могла, что он может насильно отвезти ее в Шатобриан. Это было слишком фантастично. Отсюда, из ее собственного города, из ее собственного замка, окруженного ее собственной стражей. Но на всякий случай убежала от него, спрятавшись за высоким креслом.

Людовик приблизился и застыл, не в силах оторвать от нее взгляд. До чего же она была хороша в гневе. Пунцово-алые щеки, широко раскрытые темные глаза, прерывистое частое дыхание, отчего нежная грудь восхитительно вздымалась и опускалась. Это было выше человеческих сил взять вот так и отдать другому мужчине всю эту красоту, по праву принадлежащую тебе. А может быть, увезти ее к себе в Блуа? Он сразу же посмеялся в душе над этой фантазией. Нет, и там ничего не выйдет. Король и Анна вскоре доберутся и туда. Просто нет отсюда никакого выхода.

Твердой поступью он стал приближаться к ней, а она отступала все дальше и дальше, пока спиной не уперлась в стену. Тогда он рывком поднял ее на руки, путаясь в многочисленных пышных юбках. Одной рукой он обхватил ее за талию, зажав при этом обе руки, а другую засунул под колени. Стиснув зубы, она отчаянно боролась, и он, потеряв равновесие, чуть даже не уронил ее. Но все обошлось. Единственное, что он обронил, когда бежал с ней к двери, так это ее высокий головной убор. Он упал и покатился по полу. Людовик постучал в дверь, требуя открыть и надеясь, что стражник догадается поднять и убрать его. Иначе это будет против него же серьезной уликой.

Коридор и двор охраняли люди, поставленные де Рью. Но неизвестно, что будет, если появится кто-нибудь посторонний. Людовик посмотрел на Анну-Марию, на ее сжатые губы и понял — она набирает в легкие воздух. Боже, она собирается поднять крик.

— Анна-Мария, если ты сейчас закричишь, может начаться смертоубийство, — произнес он быстро, не уверенный, что она способна слышать.

— Надеюсь, что тебя прикончат первым, — произнесла она, пытаясь высвободить руки.

Тогда он перебросил ее тело повыше, и той рукой, что была на талии, через плечо и горло дотянулся до рта и зажал его. И в таком положении быстро зашагал по длинному темному переходу во двор, где уже ждали люди с лошадьми. При этом одна рука у нее оказалась все же свободной, и тут она уж постаралась. Нещадно била его стиснутым кулачком в лицо, а он, как мог, пытался увернуться, старалась оторвать его руку от своего рта. Людовик же нес ее и думал, что похищение девушки вещь не такая уж простая, как он раньше полагал. Ему сейчас явно не хватало третьей руки.