Золотой дождь

— Мне ничего в голову не приходит, — чистосердечно признаюсь я. Обычная история — на наших встречах в узком кругу я почти не раскрываю рта.

Драммонд молча мотает головой.

— Можем ли мы оговорить приблизительную стоимость операции по пересадке костного мозга? — интересуется Киплер. — Если да, то Гаскина в качестве свидетеля можно не вызывать. По моим сведениям, подобная операция стоит около ста семидесяти пяти тысяч.

— Я не возражаю, — быстро говорю я.

Адвокаты ответчика заработают больше, если им удастся снизить эту сумму, однако Драммонда это мало интересует.

— Да, вполне приемлемо, — безучастно говорит он.

— Значит ли это, что вы согласны? — уточняет Киплер.

— Да.

— Благодарю вас. Теперь относительно стоимости остальных издержек. По моим подсчетам, это около двадцати пяти тысяч. Можем мы согласиться с тем, что сумма компенсации ущерба, запрашиваемая истцом, составляет двести тысяч долларов? Что скажете? — Киплер буравит Драммонда взглядом.

— Я не возражаю, — снова говорю я, понимая, что Драммонда это заводит.

— Я тоже, — нехотя кивает Драммонд.

Киплер карябает что-то в блокноте.

— Благодарю вас. Что-нибудь ещё? Возможна ли договоренность об урегулировании?

— Ваша честь, — решительно вступаю я. Это было тщательно отрепетировано. — От имени моего клиента я выражаю согласие отозвать иск при условии выплаты в качестве возмещения ущерба одного миллиона двухсот тысяч долларов.

Адвокатов ответчика специально обучают изображать шок и возмущение в ответ на любое предложение адвоката истца о компенсации ущерба, поэтому мое предложение вызывает не только ожидаемые покачивания головами и покашливания, но даже презрительные усмешки — драммондовские прихвостни, сгрудившиеся за моей спиной, резвятся напоследок.

— У вас губа не дура, — язвительно произносит Драммонд.

Да, несравненного Лео Ф. Драммонда не узнать. В самом начале слушаний он был истым джентльменом, безукоризненным профессионалом, как в здании суда, так и вне его. Теперь же он ведет себя как сварливый второкурсник.

— У вас есть встречное предложение, мистер Драммонд? — спрашивает Киплер.

— Наше предложение остается в силе — двести тысяч, и ни цента больше.

— Хорошо. Тогда начинаем процесс. Каждой из сторон предоставляется пятнадцать минут для вступительного слова, но я вовсе не обязываю вас использовать это время целиком.

Мое вступительное слово отрепетировано десятки раз — я уверенно укладываюсь в шесть с половиной минут. Присяжные степенно входят в зал, чинно рассаживаются, получают напутствие судьи Киплера, после чего слово предоставляют мне.

Если такое будет часто повторяться и впредь, то, кто знает, возможно, в один прекрасный день у меня разовьется талант драматического актера. Впрочем, пока об этом думать рано. В настоящую минуту меня волнует одно: как преодолеть это испытание. Держа в руке блокнот, я раз или два справляюсь со своими записями и излагаю присяжным суть дела Блейков. Стою я возле судейского подиума и отчаянно надеюсь, что новый серый костюм придает мне более солидный вид. Все обстоятельства и факты складываются настолько в мою пользу, что от меня требуется лишь одно: не напортить. Был оформлен обычный полис по медицинскому страхованию, все положенные взносы Блейки вносили в срок, каждую неделю, Донни Рей был застрахован от любых болячек, но когда он все-таки заболел, страховая компания его попросту кинула. И, не получив надлежащего лечения, он умер. Вы, господа присяжные, получите возможность увидеть Донни Рея, но только благодаря видеозаписи. Он мертв. И иск этот подан не столько ради того, чтобы вытрясти из «Прекрасного дара жизни» причитающуюся по закону страховую премию, сколько для того, чтобы наказать компанию за её гнусный поступок. Денег в «Прекрасном даре жизни» куры не клюют — немудрено, учитывая, что страховые взносы они с клиентов аккуратно взимают, а вот сами им не платят. Закончив допрос свидетелей, я вновь обращусь к вам, господа присяжные, и попрошу присудить в нашу пользу крупную сумму денег, чтобы воздать компании «Прекрасный дар жизни» по заслугам.

Для меня исключительно важно посеять это семя как можно раньше. В мозгах присяжных должно утвердиться, что мы хотим сорвать крупный куш, а «Прекрасный дар» заслуживает самой суровой кары.

Моя вступительная речь проходит без сучка без задоринки. Я не заикаюсь, голос мой не дрожит, и Драммонд с протестами не вылезает. Я почти уверен, что Лео понапрасну вскакивать не станет. Ему вовсе не улыбается, что Киплер будет макать его мордой в грязь, тем более перед присяжными.

Я сажусь на свое место рядом с Дот. За длинным столом нас с ней только двое.

Драммонд уверенной поступью подходит к скамье жюри, держа в руке копию страхового полиса. И начинает с места в карьер: