Золотой дождь

Кили лихорадочно листает страницы, а я терпеливо жду. Наконец он называет мне некую цифру, и я в очередной раз благодарю Макса Левберга. Извлекаю на свет божий собственный экземпляр и прошу Кили пояснить значение одного из так называемых «резервных счетов». Когда я подал иск на сумму десять миллионов долларов, финансисты «Прекрасного дара» тут же, не сходя с места, отложили эти десять миллионов в резерв для оплаты иска. Так они поступают при подаче любого иска. Деньги по-прежнему принадлежат компании, по-прежнему инвестируются и приносят барыши, однако числятся в пассиве. Таким образом, возбуждая многомиллионные иски, клиенты способствуют процветанию страховых компаний — те тут же заносят эти денежки в резервный фонд, а потом уверяют, что стоят на грани банкротства.

И все вполне законно — комар носа не подточит. Такова уж эта отрасль с её закулисными интригами и крайне сомнительной бухгалтерией.

Кили пускается в разглагольствования, пересыпая речь непонятными терминами. Он предпочитает запутать присяжных, но не сказать правду.

Я спрашиваю его про суть ещё одного фонда, после чего мы переходим к остаточным счетам. Изымаемым. Затем — к неизымаемым. Я сверлю его как жук-древоточец, чувствуя себя как рыба в воде. Основываясь на сведениях, которые почерпнуты из полученных от Макса Левберга документов, я подытоживаю цифры и спрашиваю, верно ли, что наличность, которой распоряжается компания, составляет около четырехсот восьмидесяти пяти миллионов долларов.

— Если бы, — только и отвечает он, хохотнув. Никто в зале его веселья не разделяет.

— А сколько у компании денег на ваш взгляд, мистер Кили?

— Ну, не знаю, — пожимает плечами он. — Миллионов сто, наверное.

Что ж, пока этого достаточно. В заключительном слове я набросаю основные выкладки на доске и сумею объяснить присяжным, где эти акулы скрывают свои денежки.

Я передаю Кили копию компьютерной распечатки по заявлениям страхователей, чем вновь застаю его врасплох. Еще во время обеденного перерыва я решил отказаться от повторного допроса Лафкина, взамен направив главный удар на Кили. Тот мечет молящий взгляд на Драммонда, но адвокат не в состоянии его выручить. Кили — исполнительный директор, и ему сам бог велел помочь нам разобраться в хитросплетениях интриг собственной компании. Во вражеском стане наверняка рассчитывали, что я вновь вызову для дачи пояснений Лафкина, чтобы заставить его испить чашу до дна. Ан нет, я принимаю решение, что разлюбезный вице-президент уже испил свою чашу до дна. А то станет ещё выкручиваться и опровергать показания Джеки Леманчик. Нет уж, не бывать этому.

— Вы узнаете эту распечатку, мистер Кили? Ее передали мне сегодня утром.

— Да, разумеется.

— Чудесно. Можете вы сказать присяжным, какое количество полисов на страхование здоровья выдала ваша компания в 1991 году?

— Ну, точно я не помню. Сейчас проверю. — Он переворачивает страницы, берет одну, откладывает, берет следующую, и так до бесконечности.

— Девяносто восемь тысяч плюс-минус несколько сотен — это близко к реальности?

— Вполне вероятно. Да, думаю, что это соответствует действительности.

— А сколько заявлений на выплату страховых премий поступило в 1991 году по этим полисам?

Повторяется та же тягомотина. Кили роется в распечатке, бормоча себе под нос какие-то цифры. Мне даже немного стыдно за него. Время идет, и наконец я подсказываю:

— По моим сведениям, таких заявлений было примерно одиннадцать тысяч четыреста. Что вы на это скажете?

— Что ж, это вполне похоже на правду, но я все-таки хотел бы удостовериться сам.

— Каким образом?

— Мне нужно ещё немного времени, чтобы ознакомиться с этими материалами?

— То есть, искомые сведения там есть?

— Думаю, что да.

— А можете вы сказать присяжным, в скольких случаях ваша компания отказывала в выплате страховых премий?

— Я бы и в этом случае предпочел сначала свериться с этими материалами, — поясняет Кили, обеими руками приподнимая распечатку.

— То есть, и эти сведения там есть?

— Наверное. Да, должны быть.

— Очень хорошо. Тогда откройте одиннадцатую, а затем восемнадцатую, тридцать третью и сорок первую страницы.

Кили так и делает. Он на все готов, лишь бы не свидетельствовать под присягой. Слышится потрескивание бумаги и шелест переворачиваемых страниц.

— Верно ли, что искомое число составляет около девяти тысяч ста? — спрашиваю я.

Кили мое возмутительное заявление шокирует.

— Нет, конечно! — горячится он. — Это просто смешно.

— Но точно вы не знаете?

— Я знаю, что это число не может быть настолько велико.

— Благодарю вас. — Я приближаюсь к свидетелю, забираю у него распечатку, а взамен вручаю полис «Прекрасного дара жизни», который приобрел Макс Левберг. — Вы узнаете это?

— Да, разумеется, — поспешно отвечает Кили, радостный до беспамятства, что отделался от проклятой распечатки.

— Что это такое?

— Это полис на страхование здоровья, выданный моей компанией.

— Когда именно?

Кили всматривается в документ.

— В сентябре 1992 года. Пять месяцев назад.