Золотой дождь

Выйдя из здания суда, я прощаюсь с Деком, поясняя, что валюсь с ног от усталости. Позже встретимся. Вид у нас обоих совершенно обалдевший, и каждому из нас желательно побыть одному, чтобы осознать случившееся. Я сажусь в «вольво», качу домой, отпираю дом мисс Берди и совершаю обычный обход. Все как всегда. Ничего примечательного. Я располагаюсь во внутреннем дворике и впервые мечтаю о том, как потратить деньги. Когда, интересно, я сумею купить или построить свой первый дом? А какой машиной обзаведусь? Я пытаюсь избавиться от навязчивых мыслей, но они упорно лезут в голову. Шестнадцать с половиной миллионов долларов! Такая сумма не укладывается в голове. Я прекрасно понимаю, что все ещё может сто раз перемениться. Вердикт опротестуют и дело отправят на пересмотр; новый суд вынесет другой приговор, и я останусь на бобах; апелляционный суд резко сократит сумму морального ущерба, а то и вовсе отменит прежнее решение. Да, дело может принять любой оборот, однако сейчас я сижу и трачу деньги.

Я предаюсь мечтаниям до захода солнца. Свежеет, и я ежусь от холода. Возможно, завтра я начну осознавать всю значимость содеянного. Теперь же я начинаю испытывать ни с чем не сравнимое облегчение, как будто очистился от скверны. Почти год я жил с камнем в душе, люто ненавидя таинственную махину под названием «Прекрасный дар жизни». Меня сжигала бешеная злоба к её сотрудникам, к людям, повинным в смерти ни в чем не повинного парнишки. Пусть земля будет пухом Донни Рэю. Надеюсь, ангелы расскажут ему, как я отомстил за него.

Я вывел этих негодяев на чистую воду. Отныне они мне безразличны.

* * *

С помощью вилки Келли отщипывает крохотные кусочки от тонюсенькой, почти прозрачной пиццы, и отправляет в рот. Губы у неё все такие же распухшие и бесформенные, жевать больно. Мы сидим, прислонясь спинами к стене и вытянув ноги, на её односпальной кровати и пощипываем пиццу. По небольшому телевизору «Сони», установленному на комоде напротив нас, крутят какой-то старый вестерн с Джоном Уэйном [13].

Келли сидит босиком, на ней тренировочный костюм мышиного цвета, и мне виден тонкий шрам на её правой лодыжке — след прошлогоднего перелома. Келли вымыла голову и соорудила на затылке «конский хвост». Ногти выкрасила в ярко-алый цвет. Она бодрится и пытается поддерживать беседу, но то и дело морщится от боли. Разговор не клеится. Меня никогда не избивали до полусмерти, и мне сложно представить её ощущения. К физической боли-то и мне, конечно, не привыкать, но вот познать страх, угнездившийся в её голове, крайне затруднительно. Интересно, на каком этапе этот выродок решил, что с неё хватит, и прекратил экзекуцию, чтобы полюбоваться на свою работу?

Я гоню эти мысли прочь. Я не расспрашивал об этом Келли, да и сейчас не собираюсь. От Клиффа пока ни слуху, ни духу.

Пока Келли познакомилась только с одной из затворниц этого приюта, как его здесь называют. Это уже не слишком молодая женщина, мать троих детей-подростков, которая настолько забита и запугана, что не в состоянии связать и нескольких слов. Она занимает комнату по соседству. В доме тихо, как в склепе. Келли только один раз покинула свою конурку, чтобы посидеть на заднем крыльце и подышать свежим воздухом. Она пыталась читать, но это ей трудно. Левый глаз совсем заплыл, а в правом то и дело двоится. Врач, правда, уверяет, что все пройдет.

Время от времени Келли плачет, и я всякий раз клянусь, что больше её в обиду не дам. Пусть даже мне придется собственноручно прикончить этого ублюдка. Я настроен решительно. Мне кажется, я и правда готов вышибить из него мозги.

И пусть меня потом арестуют. И — судят. Я готов предстать перед дюжиной присяжных. Я ничего не страшусь.

Я ни словом не обмолвился про сегодняшний триумф. Сидя бок о бок с Келли в тиши её полутемной комнатки и глядя, как Джон Уэйн гарцует на статном вороном жеребце, я напрочь обо всем забываю.

И мечтаю лишь об одном — быть рядом с ней.

Покончив с пиццей, мы прижимаемся теснее друг к дружке. Как дети, держимся за руки. Я ни на секунду не забываю об осторожности — Келли покрыта синяками с ног до головы.

Фильм заканчивается, подходит время десятичасового выпуска новостей. Меня вдруг охватывает волнение — упомянут ли о деле Блейков? После непременных изнасилований и убийств и первой рекламной вставки ведущий торжественно возвещает:

— Сегодня в одном из залов суда Мемфиса произошло историческое событие. Жюри присяжных, рассматривавших гражданское дело, вынесло вердикт, согласно которому страховая компания «Прекрасный дар жизни» из Кливленда, штат Огайо, должна выплатить в порядке возмещения морального ущерба пятьдесят миллионов долларов. С подробностями вас знакомит Родни Фрейт.

Я не могу сдержать улыбку. На экране возникает Родни Фрейт, который, зябко поеживаясь, переминается с ноги на ногу перед давно опустевшим зданием суда округа Шелби.