Я звоню на работу Букеру и рассказываю, что моя клиентка по делу о разводе – славная девчушка – вчера вечером убила своего мужа, а я хочу вытащить её из тюрьмы. Прошу его о помощи. Брат Марвина Шэнкла – судья по уголовным делам, и я хочу, чтобы он освободил её под мое поручительство, либо под смехотворно низкий залог.
– Неужели после пятидесятимиллионного вердикта ты докатился до бракоразводных дел? – поддразнивает меня Букер.
Я натужно смеюсь. Знал бы он, в чем дело, ему было бы не до шуток.
Марвина Шэнкла сейчас в Мемфисе нет, но Букер обещает навести справки. В половине девятого я покидаю нашу контору, сажусь в «вольво» и мчусь в центр. Всю ночь я старательно гнал от себя мысли о Келли за решеткой.
Я вхожу в здание Судебного центра округа Шелби и устремляюсь в контору Лонни Шэнкла. И тут же узнаю, что судья Шэнкл, как и его брат, куда-то отбыл, и ожидается ближе к вечеру. Тогда я сажусь за телефон и начинаю разузнавать, как и где раздобыть необходимые для освобождения Келли бумаги. Она лишь одна из множества арестованных вчерашним вечером, и я убежден – её дело по-прежнему в полицейском участке.
В половине десятого мы с Деком встречаемся в вестибюле. Он передает мне копию протокола о задержании. Я отправляю его в участок, чтобы он выяснил, где находится её дело.
Контора окружного прокурора округа Шелби расположена на третьем этаже здания Судебного центра. Под началом у окружного прокурора трудятся более семидесяти обвинителей, разбитых по пяти отделам. В отделе бытовых преступлений их всего двое – Морган Уилсон и ещё одна дама. По счастью, Морган Уилсон сейчас на месте, и сложность лишь в том, чтобы пробиться к ней на прием. В течение получаса я обольщаю её секретаршу, и наконец удача мне улыбается.
Морган Уилсон – ослепительная женщина лет сорока. У неё твердое рукопожатие и улыбка, словно говорящая: «Мне чертовски некогда. Выкладывайте, что там у вас, и выметайтесь!». Кабинет её заставлен папками с пола до потолка, однако выглядит все организованно и аккуратно. При одном взгляде на чудовищный объем работы, который лежит на плечах у этой женщины, мне становится не по себе. Мы усаживаемся, и только тогда до неё вдруг доходит, кто я такой.
– Как, мистер Пятьдесят миллионов? – спрашивает она, улыбаясь уже совсем иначе.
– Да, это я, – отвечаю я, пожимая плечами. Прошлое забыто, сейчас я занимаюсь другим делом.
– Поздравляю. – В голосе звучит нескрываемое уважение. Вот она, цена славы. Похоже, в данную минуту Морган Уилсон делает то же, чем занялся бы на её месте любой другой юрист – подсчитывает денежный эквивалент одной трети от пятидесяти миллионов.
Сама она получает не больше пятидесяти тысяч в год, поэтому ей хочется поговорить о пролившемся на меня золотом дожде. Я в нескольких словах рассказываю о процессе и том, какие чувства обуяли меня, когда я услышал вердикт. Затем перехожу к существу дела.
Она выслушает меня внимательно, по ходу делая записи. Я передаю ей копии нынешнего и прошлых заявлений о разводе, копии протоколов об арестах Клиффа за избиение жены. Обещаю к концу дня принести выписку из истории болезни. В красках описываю, как выглядели самые страшные следы побоев.
Почти все громоздящиеся вокруг папки так или иначе связаны с мужчинами, которые избивают своих жен, детей или подруг; несложно поэтому представить, на чьей стороне Морган.
– Бедняжка, – вздыхает она, и что-то подсказывает мне: она имеет в виду вовсе не Клиффа. – А каковы её габариты?
– Рост около ста шестидесяти пяти. И весит как пушинка.
– Как же ей удалось нанести смертельный удар? – в голосе её звучит благоговение, нежели осуждение.
– Она была насмерть перепугана. Он был пьян. Каким-то чудом ей удалось завладеть его битой.
– Молодчина, – шепчет она, и меня пробирают мурашки. Ведь Морган – обвинитель!
– Мне бы хотелось, чтобы её выпустили из тюрьмы, – говорю я.
– Я должна изучить материалы дела. Я сама попрошу, чтобы сумму залога снизили. Где она живет?
– В приюте, – отвечаю я. – В одном из подпольных и безымянных заведений.
– Я знаю, – кивает Морган. – Не знаю, что бы мы без них делали.
– Там-то она в безопасности, но сейчас бедняжка в тюрьме, хотя она ещё вся в синяках после последнего избиения.
Морган указывает мне рукой на громоздящиеся папки.
– Вот вся моя жизнь.
Мы договариваемся, что она примет меня завтра в девять утра.