Вот это объявление. Мы с Мариной переселяемся поближе к Фиру, и он сам будет нас учить. Вот она-то обрадуется. Наверно. А я? Я рада? Наверно, да. Не то что бы я против. Фир меня и до академии многому учил. Но вот что теперь, на наших занятиях будет присутствовать и Марина, совсем не радовало, наоборот, вызывало чувство тревоги и.... и ревности... я уже совсем привыкла, что у Фира и без меня есть куча учеников и дел. Но как-то не привычно будет вот так... Это было не правильно... Будто он пустил Марину только в нашу семью... Хочет променять меня на нее... Хотя ситуация такая, что выбирать особо и не приходится. Спасибо и на том, что живы и здоровы, да еще и учить будут. Жалко, все же... как же жалко мальчишек... Ведь они так хотели стать великими магами, чтобы о них говорили, как об их герое Белом Тигре, хотели, чтобы профессор Фирантеринель ими гордился, да и, вообще, жалко всех ребят. Ведь столько погибло. Я вспомнила, как мы все поступали, как лежали под деревом еле живые, но счастливые, как решали вопросы оплаты, и как они радовались, что могут все заплатить сразу. А еще, очень хорошо вспоминались наши посиделки, после которых меня домой нес Фир, то, какими мальчишки были счастливыми и полными жизни, радовались, и ни о чем плохом даже не подозревали, ведь они поступили, и у них вся жизнь впереди, и все должно быть хорошо...
Фир пришел ко мне ближе к вечеру. Не скрываясь, постучал в дверь.
- Здравствуйте, Кьяра.
- А...?
'Так нужно. Давай, впускай меня'
- Я понимаю, что вы безумно счастливы меня видеть и потеряли дар речи от радости, но мне хотелось бы все-таки войти и обсудить с вами ряд вопросов, связанных с вашим обучением.
'Ну, Фир, я тебе припомню восторги и радость, меня же теперь на части порвут все твои поклонницы, требуя ответов...'
'Не злись'.
- Прошу, профессор.
Фир зашел и плюхнулся ко мне на кровать.
- Не сердись, мышонок, у меня же имидж самого ужасного... - улыбнулся он мне. - Надолго остаться не могу, все-таки присматривает тут за тобой куча девушек, но разговор есть действительно. Значит так, сейчас складываешь все свои вещи. Завтра днем за тобой зайдут адепты со старших курсов и помогут все перетащить. Я вам с Мариной подобрал комнаты рядом с моими. Там две спальни и одна общая гостиная. Я буду у тебя прямо за стенкой. Как перенесут твои вещи, идешь к Марине, вот ключ от ее комнаты и собираешь ее вещи. Она должна, как проснется, сразу же переехать уже на новое место. Завтра вечером ты должна уже ночевать в своей новой комнате.
- Зачем этот переезд? Зачем так усложнять?
- Во-первых, так будет безопаснее, все-таки первокурсников вырезали почти всех, и не потому, что они так попали, а потому, что вы самые беззащитные пока что в академии, а во-вторых, я так буду спокоен, если ты все время будишь крутиться под боком. Хоть как-то смогу защитить тебя, а Марина твоя, идет за компанию, но думаю, она будет совсем не против, даже за компанию.
Марина проснулась, как и говорили. Она больше не пыталась ничего с собой сделать, и новость о переезде восприняла, лишь слегка оживившись. На следующее утро ей разрешили покинуть больничное крыло. К тому времени, она оставалась последним пациентом тут, не считая Лики. Преподаватели, которых забрали сюда - очнулись на следующее утро, и уже ближе к вечеру отправились по своим новым домам.
С Мариной все оказалось сложнее, чем показалось всем вначале. Она, хоть и стала вести себя, как ни в чем не бывало, но в ее действиях и словах присутствовала какая-то нервозность. Она все время оглядывалась и часто начала срываться на крик. Она так и не поговорила ни с профессором Люмьером, ни со мной о случившемся. Наш переезд, ее очень обрадовал, мне поначалу даже казалось, что все с ней стало нормально. Хотя то, что она не хотела ни разговаривать, ни даже вспоминать о ребятах, настораживало, создавалось такое впечатление, что она специально о них забыла, вычеркнула из жизни, будто их и не существовало. Она все время старалась быть рядом с Фиром, шутила и улыбалась. Старалась, как можно чаще с чем-то к нему обращаться, дошло до того, что она сама относила все мои задания ему и отвечала за меня, если он что-то спрашивал. Тот не препятствовал, вел себя с ней ровно. Я даже стала его ревновать временами, ладно, себе-то можно признать, не временами, и сильно, ведь теперь не все его время принадлежало мне. Да и наши вечерние встречи прекратились. Мне было больно и неприятно, что обо мне так вот забыли, хоть я и старалась этого никак не показывать и скрывать свои чувства от эльфа. Мне было неприятно ее поведение, но я понимала, что так она пытается, в какой-то степени выжить в этой всей ситуации и, сжимая зубы, терпела.