Золотой дублон Брашера

Открывая входную дверь, я касался ручки, потом еще раз брался за внутреннюю ручку, когда закрывал. В футбольном матче кончился тайм, кто-то вел три — один. Пьяный женский голос горланил собственную вариацию «Френки-Джонно». Низкий мужской голос крикнул ей, чтоб заткнулась, но она продолжала петь, потом послышался какой-то шум, звук пощечины, визг, пение прекратилось, и опять стало слышно радио.

Я сунул в рот сигарету, закурил и вышел на лестницу.

Постоял в полутемном коридоре, глядя на надпись «Управляющий в № 106».

Дурак я, и смотреть на нее не надо было. Я смотрел на нее не меньше минуты, кусая потухшую сигарету.

Я повернулся и пошел по коридору. На маленькой эмалевой табличке было написано «Управляющий». Я постучал.

9

За дверью подвинулся стул, прошаркали ноги, дверь открылась.

— Вы управляющий?

— Ну, — голос был тот же, что я слышал по телефону в приемной Элизии Моргенштерна.

В руке он держал грязный пустой стакан. Это был долговязый мулат с короткими курчавыми волосами. Худое узкое лицо с хитрыми глазами. Большие уши. Его толстый нос, видно, имел обыкновение лезть куда не надо. В общем, тренированное лицо, при желании на нем ничего не прочтешь, лицо, сохраняющее спокойную непроницаемость. Он был в расстегнутом жилете, без пиджака, на манжетах голубые запонки с металлическими застежками.

— Мне нужен мистер Ансон.

— Двести четвертый.

— Там его нет.

— Прикажете утопиться?

— Понял, — сказал я. — Это у вас всегда так или сегодня у вас день рождения?

— Пошел ты, — сказал он. — Катись отсюда. — Он начал закрывать дверь. Потом открыл ее и опять добавил: — Прогуляйся. Давай-давай… — Таким образом разъяснив свою мысль точнее, он стал опять закрывать дверь.

Я придержал ее. Он нажал со своей стороны, от чего наши лица оказались рядом. «Пять долларов», — сказал я.

Это его сломало. Он открыл дверь так резко, что мне пришлось быстро шагнуть вперед, чтобы не боднуть его головой в подбородок.

— Входи.

В комнате была встроенная кровать и все остальное строго по прейскуранту, включая бумажный абажур и стеклянную пепельницу. Комната была выкрашена в цвет яичного желтка. Не хватало еще жирных черных пауков по стенам — для полного сходства с бредом шизофреника.

— Садись, — сказал он, запирая дверь.

Я сел. Мы осмотрели друг друга.

— Пива? — предложил он.

— Спасибо.

Он открыл две банки пива, налил свой грязный стакан и потянулся за вторым таким же. Я сказал, что буду пить из банки.

— Двадцать центов, — сказал он.

Я дал ему двадцать центов.

Он сунул монеты в жилетный карман, не отводя от меня глаз. Потом подтащил стул, сел, раздвинул свои костлявые колени и свалил свободную руку между ними.

— Пятерка мне не помешает, — сказал он.

— Это хорошо, — сказал я. — Я, собственно, не собирался ее вам давать.

— А? Умник, — сказал он. — Ты поспокойнее. У нас тут чистое уважаемое заведение. Никаких штук тут не будет.

— Заведение хорошее, — сказал я. — Наверху только что свиньи не хрюкают.

Улыбка у него получилась широкая. Так, сантиметра на два.

— Мы и не таких видели, — сказал он.

Я достал бумажник, выбрал одну карточку. Это была не моя. На ней было написано: «Джеймс Б. Поллок. Следователь страховой компании». Я попытался вспомнить, кто такой Джеймс Б. Поллок, и не смог. Тогда я отдал карточку рыжему.

Он прочел ее и потер уголком кончик носа.

— Деловой? — спросил он, не отводя глаз от моего лица.

— Камушки, — ответил я.

Он задумался. Пока он соображал, я прикинул, беспокоит ли его это дело или нет. Похоже, что нет.

— Иногда и к нам попадают, — протянул он. — Никуда не денешься. Но, на мой взгляд, непохоже. Слабоват жилец.

— Может, меня зря побеспокоили, — сказал я и описал ему Джорджа Ансона Филипса, живого Джорджа Ансона Филипса в этом его коричневом костюме, темных очках, соломенной шляпе с этой желто-коричневой ленточкой. Интересно, куда делась шляпа. Там ее не было. Наверное, выбросил — решил, что слишком бросается в глаза. Его соломенная шевелюра была не Лучше.

— Похоже на него?

Он подумал, прежде чем ответить. Потом кивнул, — да. Его темные глаза смотрели настороженно, крепкая сухая рука держала карточку у губ.

— Не раскусил я его, — сказал он. — Да, боже, нигде ж не написано, какого цвета уголовники и какой формы. Он тут уже месяц. Если б его по виду можно было определить, он бы здесь не сидел.

Потом он сказал:

— Мистеру Палермо это не понравится.

— Мистеру Палермо?

— Хозяину… Через дорогу живет. Держит похоронное бюро. Этот дом его, и других хватает. Собственно, вся округа его, понял? — Он подмигнул мне. — Держится в тени. Шума не любит.

— Ладно, пока он там сидит в тени, или играет с трупами, или что он там сейчас делает, пойдем-ка пошарим в комнате.

— Ты меня расстраиваешь, — коротко ответил мулат.

— Это меня не беспокоит, — сказал я. — Пошли наверх пошарим в комнате. — Я бросил пустую банку из-под пива в корзину, она ударилась об край и прокатилась полкомнаты, дребезжа и прыгая.

Он вдруг встал, расставил ноги, потер ладонь о ладонь.

— Ты что-то говорил о пятерке, — он пожал плечами.

— Это было давно, — сказал я. — Я передумал. Пойдем вскроем комнату.