Золотой дублон Брашера

Я прошел по коридору и заглянул в комнату. Они надели на нее мою пижаму. Она лежала на спине, одна рука высунулась из-под одеяла. Рукав пижамы пришлось закатать на полметра, не меньше. Маленькая рука, выглядывающая из рукава пижамы, была сжата в плотный кулачок. Лицо у нее было измученное, бледное и очень мирное. Я прокрался к шкафу, достал чемоданчик и сложил в него кое-какие мелочи. По дороге к двери я опять взглянул на Мерл. Она открыла глаза и смотрела прямо в потолок. Потом она чуть шевельнулась, чтобы видеть меня, и в уголках ее губ дрогнула маленькая беглая улыбка.

— Привет, — голос был слабый и отрешенный, голос, который знал, что его хозяйка лежит в постели и что рядом сиделка и все на свете.

— Привет.

Я подошел ближе и остановился, глядя на нее сверху вниз, на моем ясном лице сияла ослепительная улыбка.

— Со мной все в порядке, — прошептала она. — Все очень хорошо, правда ведь?

— Конечно.

— Это я в вашей постели?

— Не беспокойтесь, она не кусается.

— Я не боюсь, — сказала она. Ее рука протянулась ко мне ладонью вверх, ожидая, что ее пожмут. Я пожал ей руку. — Я вас не боюсь. Ни одна женщина не станет вас бояться, правда?

— Когда это говорите вы, — ответил я, — я понимаю, что это комплимент.

Она улыбнулась глазами, потом вдруг посерьезнела.

— Я вас обманула, — сказала она. — Я никого не убивала.

— Я знаю. Я был гам. Забудьте об этом. И ничего не думайте.

— Мне всегда велят забыть неприятные вещи. И никогда не выходит. То есть я хочу сказать, это очень глупо — говорить, чтобы ты все забыла.

— Хорошо, — я сделал вид, что обиделся, — я глупый. Как насчет того, чтобы еще немного поспать?

Она повернула голову так, что смогла посмотреть мне прямо в глаза. Я присел на край постели, держа ее за руку.

— Полиция приедет? — спросила она.

— Нет. И пусть это не будет для вас разочарованием.

Она нахмурилась.

— Вы, наверное, думаете, что я ужасная дура.

— Ну… может быть.

На глазах у нее появились две слезинки и медленно скатились по щекам.

— Еще нет. Я поеду к ней и скажу.

— Вы ей расскажете… все?

— Да, почему нет?

Она отвернулась от меня.

— Она поймет, — тихо проговорила она. — Она знает, какую ужасную вещь я сделала восемь лет назад. Очень страшную вещь.

— Конечно, — ответил я. — Поэтому она и платила Вэнниэру все эти годы.

— О боже, — сказала она, сцепив руки над одеялом. — Лучше бы вам этого не знать. Никто ничего не знал, кроме миссис Мердок. Даже родители. Лучше бы и вы не знали.

В дверях появилась сестра и сурово посмотрела на меня.

— Я думаю, ей не следует так разговаривать, мистер Марлоу. Я думаю, вам нужно оставить ее.

— Послушайте, мисс Лимингтон, я знаком с девушкой два дня. Вы ее увидели два часа назад. От этого разговора ей лучше.

— Это может вызвать новый… э-э… спазм, — сказала она, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Ну, если уж у нее должен быть спазм, то лучше, чтобы он случился сейчас, пока вы здесь, и покончим с этим. Ступайте-ка на кухню и налейте себе рюмочку.

— Я никогда не пью на работе, — холодно сказала она. — Кроме того, кто-нибудь может почувствовать запах.

— Сегодня вы работаете на меня. Все, кого я нанимаю, обязаны время от времени принимать порцию спиртного. Кроме того, если вы хорошенько поужинаете и съедите пару бисквитов, которые лежат в кухонном шкафчике, никто ничего не заметит.

Она быстро усмехнулась и вышла из комнаты. Мерл слушала все это как фривольную интермедию в серьезном спектакле.

— Я должна вам все рассказать, — сказала она, едва дыша, — я…

Я положил лапу на ее сжатые ладошки.

— Бросьте. Я знаю. Марлоу все знает — кроме того, как устроить нормальную жизнь. Все это ерунда. Сейчас засните, а завтра я вас отвезу в Вичиту, проведать родителей. За счет миссис Мердок.

— Ах, как же это мило с ее стороны, — воскликнула она, глаза широко раскрылись и засияли. — Она всегда так чудно ко мне относилась.

Я встал.

— Она чудесная женщина, — сказал я, улыбаясь ей изо всех сил. — Чудесная. Сейчас я поеду к ней, и мы прелестно поговорим за чашкой чая. А если вы сейчас же не заснете, я больше не позволю вам признаваться в убийствах.

— Вы ужасный человек, — сказала она. — Я вас люблю. — Она отвернулась от меня, засунула руки под одеяло и закрыла глаза.

Я пошел к двери. У дверей я резко повернулся и посмотрел на нее. Один глаз у нее был открыт, и он смотрел на меня. Я строго посмотрел в него, и он быстренько захлопнулся.

В гостиной я попрощался с мисс Лимингтон и вышел, прихватив чемоданчик.

Я добрался до бульвара Санта-Моника. Ломбард все еще открыт. Старый оценщик был, кажется, удивлен, что я сумел так скоро выкупить свой заклад. Я сказал ему, что в Голливуде такое бывает.

Он достал из сейфа конверт, разорвал его, достал корешок моей квитанции и положил на ладонь сверкающую золотую монету.

— Это такая ценная вещь, что мне не хочется возвращать ее вам, — сказал он. — Ручная работа, вы понимаете, и какая работа!

— Да и золота в ней на все двадцать долларов, — сказал я.

Он пожал плечами, улыбнулся, а я положил монету в карман и простился с ним.

32