Золотой фонд детектива. Том 7

— Потому что Зомбек был удивлен и напуган, когда увидел гостя. Он его совершенно не ждал.

— А вы не подумали, что кто-то может жить, например, в Лодзи или в Катовицах, а открытку бросить в ящик в Колюшках, когда пересаживается с поезда на поезд?

— Может бросить и когда пересаживается, это правда. Но может также и жить в Колюшках.

— Сержант, оставьте эту мысль в покое. Вы только будете посмешищем. По-моему, дело проиграно. Всего хорошего. Чуть не забыл: Фальконова звонила. Хочет увидеть капитана Вуйчика. Говорит, по важному делу.

— Когда звонила?

— Около полудня. Я несколько раз звонил Вуйчику, но его нет дома.

— Он поехал на рыбалку. Хотя уже должен бы вернуться…

— Не вернулся, сержант. Я звонил ему пять минут назад. А Фальконова, — поручик смотрит на часы, — через полчаса будет ждать его в баре «Закуска». Может, вы туда съездите? Капитана нет, а я отказался от этого безнадежного дела. И счастлив, что отказался. Развлекайтесь сами…

— Должен ехать именно я?

— Не могу послать никого другого, так как вы лучше всех знаете суть дела. Возьмите машину, трамваем не успеете.

29

Я возвращался с озера кратчайшей дорогой.

Уже оставив за собой рощицу, услышал, что сзади идет автомобиль. Обернулся. Урчание мотора приближалось, однако света фар не было видно. Силуэт радиатора вынырнул из-за деревьев неожиданно близко. Я отпрыгнул в сторону и поразился: автомобиль с погашенными фарами шел прямо на меня. Я перебежал на другую сторону дороги и тут меня ослепил свет фар. Еще один прыжок, на правую сторону, — машина повернула за мной. И в тот момент, когда я собрался перескочить широкий кювет, меня — уже в полете — настиг сильный толчок в бедро. Сила удара отбросила меня на несколько метров в сторону. Я перелетел через кювет и упал на кусты можжевельника. Автомобиль резко рванулся вперед, а через секунду уже исчез за деревьями так быстро, что я не успел заметить его номера.

Боль в бедре была сильной, однако прошла довольно быстро. Я встал, отряхнулся от пыли и иголок. Когда искал на дороге брошенную удочку, подъехал Броняк на велосипеде. Я расстался с ним у озера, так как мы никогда не возвращались в город вместе. Он уезжал по главной дороге, я шел напрямик. Причем даже не предполагал, что по ней сможет пройти автомобиль.

— Я услышал, — сказал Броняк, — что за вами поехала какая-то машина. У нее были погашены фары, поэтому я и повернул назад. Что случилось? Вас сильно ударили? Почему вы не стреляли?

Я не стрелял потому, что на рыбалку не брал с собой оружия. По крайней мере в эти часы хотел забыть, что существуют люди, которые могут меня убить и в которых нужно стрелять.

— Может в машине были пьяные или хулиганы? — предположил я.

— Неизвестно, кто там был, — ответил охранник, — К таким вещам надо относиться серьезно.

— Возможно и случайность, — сказал я неуверенно и поднял удочку — она лежала у края кювета.

— А я думаю, что это не случайность. Вы должны сюда кого-нибудь прислать, чтобы исследовали следы шин.

— Пан Броняк, у нас почти все ездят на «лысой» резине. Бережливые. Да на этой пыли и следы разобрать почти невозможно.

— Все равно не пренебрегайте этим. Не исключено, что кто-то из преступников, кого вы поймали, вышел из тюрьмы и теперь мстит.

Мы попрощались. Охранник укатил, а я пошел дальше той же дорогой, прислушиваясь, не приближается ли сзади шум мотора…

Подумал отчего-то о великолепной удочке Броняка и вдруг вспомнил, где мне приходилось видеть точно такую же, — в квартире Эмиля Зомбека. Она была прислонена к стене. Сержант еще играл ею, разговаривая с Галиной.

А не мог ли Броняк выкрасть эту удочку? Он производил, правда, впечатление человека честного и уравновешенного, но как фанатик рыбной ловли вполне мог бы решиться на что-нибудь подобное. Тем более, что Зомбек не оставил после себя наследников.

30

Пианист играет на расстроенном рояле и поет пропитым голосом:

Не говори, не надо слов пустых,
Уже не верю твоему «навеки»…

Клос заказывает сосиски и два пива. Просит официантку выписать счет и прячет его в карман.

— Вам оплатят это угощение? — спрашивает Фальконова.

— У нас никогда ничего заранее неизвестно, — говорит сержант. — Но у вас, кажется, есть для милиции сообщение, за которое стоит понести расходы? Это даже приятно — пригласить на ужин милую и откровенную женщину.

Фальконова вздыхает. Съев только одну сосиску, она отодвигает тарелку.

— Жалко, что пан капитан занят.

— Вы же знаете, что я даже отсюда ему звонил. Он еще не вернулся с рыбалки.

У Фальконовой, несмотря на ее сорок лет, еще довольно молодое лицо, но руки безнадежно испорчены, изъедены мылом и содой, красны от постоянных ожогов. Сержант смотрит на ее руки.

— Капитан вам обо всем рассказал? И о том, что я поклялась покойному, тоже?

— Обо всем. Я знаю жизнь, пани Фальконова. Вы можете говорить со мной так, словно знаете меня с детства. Словно я вам носил воду для стирки…

— Да, вы человек здравый, это видно. Я обещала капитану, что подробно опишу того человека, который приходил к Эмилю.