Золотой город

Говард Смит был стар и уже давно оставил врачебную практику. К тому же он не мог передвигаться самостоятельно: двое слуг переносили его с места на место в специальном кресле. Ходили слухи, что рассудок почтенного доктора помутился, и он впал в старческое слабоумие настолько, что собственную внучку называл именем домашней кошки и наоборот. Что ж, с людьми мафусаиловского возраста происходят вещи, к которым следует относиться с пониманием.

А что касается аптекаря Мэдди, который хоть и был дипломированным абсольвентом медицинского факультета Эдинбургского университета, то на деле он в медицине смыслил намного меньше, чем в торговле. Можно было не сомневаться в том, что он сразу же пошлет пиратов к единственному в Чарльз-Тауне пришлому врачу. Тому, кто рад взяться за любую работу, поскольку его семья голодает, жена стирает белье соседей, младший десятилетний сын разносит почту, а старший, которому уже исполнилось шестнадцать, работает в трактире за гроши.

Аптекарь пошлет их к доктору Эдварду Гиллсу, отцу Чарли.

2

Чарли снял фартук, скомкал его и бросил куда-то в угол.

— Что такое? — грозно вопросил Беккет, преградив ему дорогу обратно в зал. — Куда это ты собрался, малый?

— Пропустите, сэр, — ответил парнишка. — Мне нужно домой.

— Домой? Ты уверен?

— Мне нужно уйти, — строптиво заявил Чарли. — От этого зависит жизнь моего отца. Не удерживайте меня, я все равно уйду, через дверь или через окно. Вон там… — он махнул рукой, — сидят пираты, которым нужен врач. Вы сами понимаете, что Тревора им не найти, а Мэдди и Смит ни на что не годятся. Мой отец… Если он попадет к пиратам… — голос Чарли предательски задрожал при мысли о том, что может случиться. — Вы же знаете, чем это может закончиться!

— Не кричи, — сказал Беккет и протянул руку к лицу Чарли. Тот невольно вздрогнул, предчувствуя оплеуху, но трактирщик всего лишь потрепал его по волосам. — Задняя дверь там, тупица. В заведениях, где нет ни девок, ни музыки, пираты не засиживаются, поэтому торопись. Понял?

Чарли едва успел кивнуть, потому что ноги сами вынесли его на улицу. Беккет, жестокосердный скряга, переменился в одночасье и стал таким… человечным. Что же с ним произошло? Чарли поклялся себе больше не воровать еду и при первой же возможности возместить хозяину украденное. Такая сделка с совестью была для него в новинку, но времени на то, чтоб хорошенько все обдумать и понять самого себя, не оставалось.

Он мчался так, что почти сбивал с ног медлительных горожан.

Семья доктора Гиллса снимала две комнаты на самой окраине Чарльз-Тауна. Это было самое дешевое жилье, какое удалось найти в городе, и выглядело оно соответствующим образом: дом, покосившаяся развалюха, грозился вот-вот рухнуть, погребя под обломками тех несчастных, которым угораздило в нем поселиться, а сами комнаты, одна меньше другой, оставались холодными и сырыми даже в летний полдень. Соседи им попались весьма необщительные, и это было скорее удачей, чем проблемой. Выбирать не приходилось: они прибыли из разоренного Оукхилла на повозке торговцев, привезя с собой только саквояж с инструментами доктора, кое-что из одежды и несколько монет, случайно оказавшихся в кошельке у миссис Гиллс в тот день, когда напали индейцы. Все остальное погибло в огне, и лишь по милости Всевышнего им удалось спасти свои жизни.

Тогда они еще надеялись, что в Чарльз-Тауне удастся начать все с начала, но надеждам не суждено было продержаться и двух недель. Три врача и аптекарь — городу хватало этого с лихвой, и даже когда мистер Эндрюс, на досуге занимавшийся изучением болотных змей, был укушен одним из своих подопытных экземпляров и скончался, ничего в судьбе доктора Гиллса не переменилось. Слухи о том, что на самом деле случилось в Оукхилле, дошли до Чарльз-Тауна в странно измененном виде, и горожане не доверяли отцу Чарли. «Неподходящее время, — говорили они, — водить дружбу с индейцами, а также с теми, кто знал их слишком хорошо». Семья быстро оказалась на грани нищеты, и доктор Гиллс, после тяжелого ранения превратившийся из совершенно здорового человека в сгорбленного калеку, был вынужден позволить своим домочадцам браться за такую работу, которая в лучшие времена могла разве что присниться им в кошмарном сне. Единственная работа, которую он сам мог выполнять и к которой стремился всем сердцем, оказалась ему недоступна. Они не жили, они выживали; с этим пришлось смириться.

А когда-то Чарли мечтал поступить в университет на отделение медицины…

Он с разбегу влетел в комнату, которая служила гостиной днем и спальней — ночью. Миссис Гиллс стирала белье в тазу у окна, где было достаточно света, чтобы не пропустить какое-нибудь пятно, за которое ей могли не заплатить и той смешной суммы, что была обговорена. Мистер Гиллс дремал в кресле у холодного камина, и одного взгляда на его осунувшееся лицо хватило, чтобы у Чарли сжалось сердце. Он вдруг понял, что зря бежал, — ведь им некуда идти, негде спрятаться.