Золотой грех

Борисов сидел под навесом кафе и слушал, как дождь барабанит в темноте по тенту. Кофе пить не хотелось, но он исправно подносил чашку ко рту и делал маленький глоток. По идее надо закурить, как это делают все герои шпионских фильмов, но Борисов не курил. Из-за стойки раздавалась вполне приличная блюзовая композиция, и это создавало полную иллюзию шпионского детектива.

Наконец, послышались хлесткие шлепки ног по лужам. Кто-то шел торопливо, видимо, отчаявшись выбирать для следующего шага место посуше. То есть лужу помельче. Человек в темной куртке с надвинутым на голову капюшоном зашел под навес, сбросил капюшон одним движением руки и посмотрел по сторонам.

– Я здесь, – поднял руку Борисов.

Человек чуть опустил голову, вглядываясь в фигуру за дальним столиком, потом подошел и уселся напротив. Борисов отметил, что человек сел таким образом, чтобы видеть стойку и вход в кафе.

– Здравствуйте, Вячеслав Андреевич, – Борисов сделал вид, что вежливо привстает, – меня можете звать Иннокентием.

– Кличка? – сразу же спросил человек.

– Почему? – возмутился Борисов. – Имя, самое настоящее. Могу паспорт показать. Потом… попозже.

– Н-ну? – спросил гость.

– Сергей Мефодиевич просил передать, что он во время своего последнего приезда сюда подарил вашей жене Оксане три белые розы. Но он не знал, что Оксана вам не жена. И вы это ему сказали только через неделю при звонке с мобильного телефона. Он назвал вас бабником, а вы ответили, что не бабник, а жизнелюб.

– Хм, – издал странный звук гость, извлек из недр куртки темную сигарету и закурил. В воздухе запахло душистым ароматом вишни.

– Он сказал, что именно это я должен вам напомнить и что вы будете об этом знать от него.

– Было дело, – снова хмыкнул мужчина и протянул руку. – Вячеслав. Так чем могу помочь столичным штучкам?

– Пока не знаю, – вздохнул Борисов. – Наверное, пока только советом. Я представляю одно частное охранное агентство, руководство которого близко к неким кругам…

– Это я понял, – коротко засмеялся в темноте Вячеслав, освещая крупное лицо огоньком сигареты «Кэптен Блэк».

– Ну вот. Нам нужна поддержка местного честного и умного полицейского. Вы знаете Давыдова?

– Золотопромышленника? Кто ж его не знает. Одни из самых богатых приисков в крае. Да еще и депутат Государственной думы. Только я за него не голосовал.

– На его дочь три дня назад было совершено покушение. Теперь мы ее охраняем.

– Оп-паньки! – Рука с сигаретой замерла в воздухе. – Сурпрайз! Кто?

– Хрен его знает, – отмахнулся Борисов. – Много неясного: очевидного мотива нет, подозреваемых нет, нет даже уверенности, что именно на нее нападали.

Борисов тщательно, в деталях, рассказал все, что ему самому было известно о нападении на Глеба и Юлию. Человек курил и не перебивал. Борисов так открыто разговаривал, потому что Шаповалов от имени самого генерала Романова передал ему, что начальнику уголовного розыска ГУВД по городу Чите подполковнику Ковалю можно верить, как самому себе.

– Я понял, – кивнул Коваль и снова глубоко затянулся, стряхнув пепел. – Значит, надо установить лиц, у которых был мотив нападать либо на Юлию Давыдову, либо на ее жениха. Юля видела только одного из нападавших. Можно поработать с фотороботом, с нашей картотекой. Может, чья-то физиономия и всплывет. А если допросить ее жениха?

– После удара по голове он потерял память.

– Эх… – Коваль в темноте сокрушенно покрутил головой и затушил сигарету. – Как специально! Ладно, попытаюсь я по своим каналам наладить работу. Попробуем порыться в прошлом этого Давыдова, покрутимся вокруг личностей его дочки и ее женишка. Негласно, конечно. Нужен мотив. Если вы говорите, что из карманов Глеба ничего не пропало, то это не ограбление. Тогда бы они и его обчистили, и ее.

– Я не говорил, что из карманов Глеба ничего не пропало. Я только сказал, что ценные вещи и деньги при нем остались. И часы, и мобильник не очень дешевый, и в бумажнике около двух тысяч рублей.

– Да, не клеится, – согласился Коваль. – Советую установить охрану и в больнице.

– Сделано.

– Тогда мне нужно время для разработки прошлого всех фигурантов. Уж не знаю, считать ли их потерпевшими.