Золотой грех

И он стал расспрашивать Глеба о том, как тот познакомился с Юлей. И сразу отметил, что это положительные, приятные воспоминания. Что Глеб, находясь в трансе, успокоился, заулыбался открытой улыбкой. Он рассказал, как они познакомились, как развивались их отношения с Юлей. Как Юля впервые познакомила Глеба с отцом. Это было сделано осознанно, после того как они уже начали целоваться и все такое. Нет, секса у них тогда еще не было и говорить об этом Глеб был не расположен (еще один плюсик ему).

— Ты любишь Юлю? — решился, наконец, Иванов задать конкретный вопрос.

— Люблю, конечно, — тут же ответил Глеб. — Она неплохая, это только со стороны кажется, что она заносчивая, гордая. А на самом деле она беззащитная, ранимая и добрая.

— А Юля тебя любит?

Тут произошла странная заминка. Глеб не ответил сразу, хотя и никакого волнения не высказал. Он просто выдержал длинную паузу, и только потом ответил.

— Думаю, что любит.

— Она тебе признавалась в любви?

— Нет, не признавалась, но я вижу, что ей со мной хорошо.

— Глеб, а отец Юли хочет вашего с ней брака?

— Не знаю. Думаю, что он не против.

— Борис Михайлович тебя уважает, как человека?

— Думаю, что теперь уважает, когда узнал поближе.

— У вас с Давыдовым заходил разговор о будущем его бизнеса?

— Заходил. Я ответил, что хотел бы заниматься лишь наукой. Он успокоился.

— Глеб, ты думаешь, что Борис Михайлович боялся, что ты с его дочерью из-за бизнеса?

— Да, боялся. Но он теперь так не думает.

И тут в голову Иванову пришла свежая идея. Глеб мог и не знать, а мог и знать, раз он уже вхож в семью Давыдовых на правах жениха. Вполне мог услышать нечаянно, а может, такие разговоры велись и при нем.

— Глеб, а как здоровье генерального директора вашей фирмы?

— Он подолгу теперь болеет. Сердце. Хороший мужик, жалко, если уйдет.

— Если он уйдет, то кого Давыдов назначит генеральным директором фирмы?

— Главного технолога он не хочет назначать.

— Почему?

— Я не знаю, со мной он этого не обсуждал. Я случайно услышал разговор Бориса Михайловича с Юлей по этому поводу. Юля тоже против. Она его не любит.

Рублев был взбешен. Он гнал машину по ночным улицам, разбрызгивая лужи и распугивая редких прохожих. Закончившийся было дождь зарядил снова, и теперь по лобовому стеклу мощным потоком лилась вода. Дворники не справлялись уже на обычном режиме, и Рублев включил ускоренный. Вот и хибара, где жил Хановский. Остановив машину, Рублев некоторое время всматривался в тени за окном, завешенные не очень плотными занавесками. Кажется, в доме была в самом разгаре вечеринка. Собственно, это не был дом Хановского, просто он какое-то время тут вынужден пожить, чтобы не мелькать в центре. Береженого бог бережет. Рублев называл этот дом «конспиративной квартирой», а Хановский просто «хатой» или «хазой». Уголовный жаргон, от которого трудно избавиться.

Бесятся, подумал со злостью Рублев, водку жрут, баб тискают! Работники. А на дороге напортачили… теперь только ФСБ осталось дождаться. Он открыл дверь и вышел под дождь, не обращая внимания, что намокает его дорогой костюм. Шлепая по грязным лужам, он подошел к калитке. Днем и калитка, и заборчик, и весь садик перед домом выглядели очень ухоженными. И это тоже злило. Рублев пинком распахнул калитку, подошел к дому и дважды кулаком грохнул в оконную раму, отчего стекла жалобно задребезжали. В доме тут же замолчали, в окне появилось три или четыре противные рожи с сигаретами в уголках ртов и бестолковыми, налитыми водкой глазами.

Рублев подошел к веранде, вытер мокрое лицо ладонью и стал ждать. Сначала скрипнула и стукнула внутри дверь, ведущая в сени, потом лязгнул засов, и в полумраке появилась низкая коренастая фигура самого Саши Хановского, известного больше среди уголовников по кличке Хана. За его спиной, вихляясь и пританцовывая, маячила худая тень какого-то шкета.

— Кто там, Хана? — раздался визгливый пьяный голос. — Че, менты, что ль? Побазарить надо?

— Закрой базар, — рыкнул на пьяного Хановский, взмахнув рукой, как будто брезгливо стряхивал с нее что-то, и шагнул за порог.

— Не, ты че, Хана! — не унимался за его спиной пьяный кореш и тоже полез из дверей наружу. — Ты знаешь, я за тебя любую паскуду порву! Этот, што ль, понты бросает?

Рублев не стал ждать, и тем более пьяные препирательства ему были ни к чему. Он был даже рад сорвать свою злость на ком угодно. Одним ударом ноги вперед он отшвырнул тщедушное тело пьяного далеко внутрь сеней, где с грохотом что-то полетело с полок на пол. И тут же Рублев схватил Хановского рукой за воротник рубашки и вытянул на веранду, чуть ли не прижав его лицо к своему.

— Ты, сука! — прошипел Рублев. — Ты что там на дороге устроил? Что за война? Ты где набрал этих недоумков? Они упустили нужного мне человека, они ничего не сделали и потеряли четверых. И оружие! Где ты берешь все это дерьмо, Хана? Я тебя за такую работу самого в дерьмо втопчу!