Золотой гроб

 - Клюет–клюет — беззлобно пробурчал дед, укладывая рыбину под свое сиденье. А вы тут плаваете, да только мешаете.

 - А что, ребятки, не порыбачить — ли и нам? — засуетился Саня, вдохновленный успехами деда.

 - Уха отменяется из–за наличия петуха — ответил Михаил. И вообще, у нас сегодня другие планы.

 И Мишка сообщил об изменившемся плане похода. Буквально перед самым отъездом Михаилу позвонил наш с Мишкой однокашник Валерка Майоров, который также по плану должен был присоединиться к нам в Хахалах. Валерий жил в городе, но сам был хахальским парнем. В этой деревне у него по–прежнему жила мать и все родственники, которых он навещал каждую субботу.

 Валерий уточнил время прибытия экспедиции в Хахалы и пригласил отночевать в своей деревне.

 - Тем более, тут свадьба у соседа намечается, заодно и погуляем — сказал он Михаилу.

 - Так что предлагаю совместить полезное с приятным: ознакомиться с сельским бытом и качественно отгулять на свадьбе, — заключил Михаил.

 - Да, но он же только тебя на свадьбу приглашал — сказал Игорь, а мы что будем делать, — с бытом знакомиться?

 - Не боись, старина — ответил Михаил, — ты горожанин далек от народа. Свадьба в деревне — это праздник для всех, в том числе и для проезжающих туристов. Приплывем в деревню — сам увидишь. И это даст тебе толчок к творческому поиску. А то вы поэты пишите, пишите. Сами, не зная о чем. Поэт должен быть в гуще людской, жить этой жизнью, чувствовать ее и творить во имя ее — весело наущал он Игоря.

 Игорь с усмешкой слушал наставления болтливого критика

 За очередным поворотом на правом берегу среди сосен показались крыши разноцветных строений. Судя по шуму–гаму, это был пионерский лагерь. Хотя, в пионеры теперь вроде уже и не принимали, но лагерь работал исправно. Была слышна музыка, ребячья разноголосица, над деревьями взлетал волейбольный мяч. Кто–то пробовал горнить. Горн издавал противные однотонные звуки.

 - А я, между прочим, в детстве четыре раза был в пионерлагере и всегда назначался горнистом — похвастался Саня.

 - Не лги — одернул брата Вовка — горнистом назначался я, а тебе изредка давал потрубить 'Бери ложку, бери хлеб… ' Он лжет — сказал Вовка, обращаясь к нам–горнист он никудышный. Я, так сказать, в лагере пользовался авторитетом среди молоденьких пионервожатых и поэтому, у меня не всегда было время по утрам будить лагерь. Ну, я Сане и доверял трубу, когда боялся проспать… —

 Сам не ври — возмутился Саня — Ты и трубить–то не умел по–настоящему, фырчал как кот…

 - Ладно, вы горнисты! Распетушились! — прикрикнул Мишка. Скоро Хахалы, время до вечера есть, может, позагораем малость?

 Все согласились и решили, через полчасика сделать привал для загару. Плыли дальше.

 Иногда реку до половины русла перегораживали, упавшие в воду деревья — любимое место рыбаков без лодок. Я и сам любил, бывало, посидеть с удочкой на таком дереве, забрасывая крючок поглубже. Иногда с дерева за своим отражением в воде и отражением облаков, можно было увидеть толстую спину неповоротливых язей, хлопочущих в глубине. Появлялось желание отрешиться от всего бренного, стать такой же солидной и спокойной рыбиной, быть властелином волшебного подводного мира, плавать среди его красот, а на ужин иметь до золотой корочки зажаренного язя (!?) Ой, чего–то я говорю не то…. — Нда–а, но это уже опять из земного и бренного.

 Справа между редкими соснами, на берегу показались знакомые очертания: приплюснутый дощатый домишко, примкнувший к просторному бревенчатому цеху. От строения к воде спускалась почерневшая от времени лестница. Похоже, нынче там было пусто, а ведь как когда–то здесь кипела социалистическая действительность!?

 - Помнишь, Минь? — толкнул я веслом Мишку, кивая на колхозный архитектурный ансамбль.

 - Хо–хо — громко воскликнул мой друг — как не помнить! И, привстав в байдарке, весело продекламировал, где–то подобранные строчки:

 

 'Славные чувства! —

 -Вам бы продлиться!?

 Сердцу уставшему — дай вечерок…

 Тихо по Керженцу вечер струится,

 К звездам дымится наш костерок.

 Эх, сигаретка!

 И вздрогнули пальцы.

 Мы помолчим. И запахнет сосной

 Вечность, какая!?

 А мы — постояльцы…

 Под равнодушной,

 Державной луной'.

 

 Стих был невпопад, но, все равно, некоторым образом, отражал события, происходившие здесь несколько лет назад в нашу студенческую бытность. Особенно, в вопросе дыма. Виденье там, конечно, тоже играло некоторую роль, но не главную. Главную роль играло наше с Мишкой тщеславие, желание выпятиться перед коллективом, а заодно увильнуть от общественных работ:

 Однажды, знойным летом в самом конце восьмидесятых четырнадцать студентов и сорок нежных студенток — будущих экономистов, привезли на берег чудесной лесной реки Керженец и высадили на окраине деревни, чтобы помочь отстающему во всех видах соцсоревнования колхозу построить молочно–товарную ферму /МТФ/.