Игорь, поставив на траву, опустошенною в глоток кружку, вытянул с бревна ноги. Через минуту его просветлевшее лицо стало олицетворять поэзию, — он чем–то задумался. О чем могут думать поэты? О Пегасе, который спускается с небес редко, а если и заглядывает к поэту, то его еще надо было обуздать. О смысле жизни, который ищут философы и поэты уже много веков подряд и не могут найти. О своей бытовой неустроенности, о вечном безденежье, о своих детях–сиротах, которые, вроде бы, где–то есть, но, может, их и нет? О вечном храме — природе, о великой силе любви..
О многом могут думать поэты. Но еще минуту назад наш поэт думал только об одном — как урвать рюмку. Урвал, и метаморфоза налицо. Кажется, что все великие и прекрасные открытия и дела совершают немного поддатые люди. И только абсолютные трезвенники занимаются интриганством, наветами, травлей, объявляют и ведут войны.
В ЗАБОЕ
Солнце нещадно палило, заливая ярким светом зеленую поляну, голубую реку и мягкий, белосснежный пляж. Хотелось, как Игорь, вытянуть ноги, подставить лицо солнцу и думать о хорошем. Но, я думал про земное, даже ниже, — думал про подземный ход. Место пробито, можно спускаться.
- А вы, ребята, — сказал я, рассчитывая, больше на Валерия, чем на остальных — палатку разберите и поставьте на месте раскопок. Надо замаскировать наши корыстные замыслы.
Валерий сбегал к байдаркам притащил рюкзак и тяжело бросил под ноги.
- Там — сказал он — все, что необходимо для первого месяца жизни в условиях пещерного плена.
- Не каркай! — сказал ему Саня.
Я взял тяжелый Валеркин рюкзак и вытряхнул содержимое на траву.
Первым делом оттуда вывалилась бутылка водки, какой–то стеклянный штоф с розоватой жидкостью, потом посыпался остальное туристское барахло.
- Э–э–э, полегче, полегче — затараторил Валерка.
Нагнувшись, он бережно поднял водку и загадочную жидкость во флаконе.
- Что это, живая вода? — спросил Мишка, показывая на штоф.
- Живая не живая, но от комаров сгодится — бормотал Валерка, укладывая стеклопосуду в карманы рюкзака.
- Сначала я хотел взять с собой Валеркин рюкзак из–за его маленьких габаритов. Но, передумал и решил воспользоваться своим.
- Правильно! — поняв мои намерения, одобрил Саня. — Главное, сокровищ твой рюкзак уберется в три раза больше — съёрничал он.
Мишка сурово посмотрел на Саню. Ирония ему не понравилась.
Саня дурковато сжал плечи: — А чего? Иначе, на фиг, мы туда полезем…?
Кроме упомянутых жидкостей, закопченного котелка, спичек, свечей, лески, крючков и прочей ерунды среди Валеркиных вещей было пять пачек болгарских сигарет 'Опал', связанная в жгут капроновая веревка толщиной в палец и три банки общедоступной кильки в томатном соусе. Кроме того, в Валеркином рюкзаке имелась маленькая, почти детская саперная лопатка, синие пляжные шлепанцы, несколько парафиновых свечей, туристский топорик и малокалиберный десяти зарядный, спортивный пистолет Марголина.
- Ого, откуда такой? — спросил Михаил, прикидывая вороненую вещицу на вес
- Не твое собачье дело — ответил Валерка. Он отнял у Мишки пистолет и снова уложил его в рюкзак.
- Дай пальнуть! Никогда из пистолета не стрелял, — заволновался Мишка.
- Ладно, мужики, кончаем болтовню. Кто со мной — сказал я?
Не дожидаясь ответа, я сложил часть Валеркиных вещей в свою рюкзак, с красной окантовкой предварительно вынув оттуда, то, что не потребуется в подземелье. Положил пару коробков спичек, парафиновые свечи, ножовку которыми отпиливают небольшие сучья, топорик и веревку. Подумав, бросил туда банку килек и бутылку минеральной воды, а сбоку на специальных креплениях прицепил саперную лопатку. Мишка принес из своего комплекта для подводного плавания — тяжелый подводный фонарь. Валеркин фонарь мы также взяли с собой, а в рюкзаке я оставил и свой старый, доставшийся мне еще от отца, фонарик — жучок. Он был удобен тем, что не требовал батареек и работал от динамки. Механизм напоминал эспандер, который надо постоянно сжимать пальцами. Свет был не очень яркий, но, если эспандер раскрутить сильно, то он мог светить не хуже мощных 'китайских' фонариков.
На всякий случай, я захватил также и свой нож. Кстати, это был тот самый нож, которым восемь лет назад покойный душман дважды саданул меня по плечу. После боя Валерка Торопцев подобрал его возле убитого мною духа, а затем отдал мне на память. Малокалиберный пистолет я тоже оставил в своем рюкзаке.
- Правильно — пошутил по этому поводу Михаил — вдруг там привидения?!
- Привидения, не привидения — подумалось мне, — но вышибать внутренние замки дверей пулей — милое дело. Если, конечно, там есть какие–нибудь двери? Правда, пуля мелковата, но и дверям, может, триста лет — гнилушки.
Я огляделся: солнце уже встало над лесом, Керженец был спокоен и тих, на противоположном берегу плотной стеной стояли медные сосны, отражаясь в гладкой воде. У самой реки теснились густые кусты, в которых с ветки на ветку прыгала и трещала, как автомат Шмайсер, сорока.