Золотой гроб

Мы летели на высоте 200 метров. Горький теперь был виден невооруженным глазом. До него оставалось около тридцати километров. Нам предстояло сейчас самое важное — тайно посадить самолет, оставить его на произвол судьбы, а самим раствориться в пёстрой толпе пассажиров ближайшей электрички. Все произошедшее с нами за последние два дня теперь воспринималось, как жуткое кино или ночной кошмар и уже что — то нереалистическое: подземные галереи, склеп, бандиты, стрельба, кровь…

На небе не было ни облачка, а под крылом до самого горизонта буйствовало кудрявое море заволжских лесов. Изредка, попадались, затерянные среди деревьев деревеньки, кое — где высвечивались лоскутки колхозных полей. С высоты была видна и Волга и неширокие, округлые расщелины в лесу, где протекал Керженец.

— Нам надо садиться, где — то около станции Каликино. Там полно лугов — подал голос Владимир.

— Почему именно у Каликино — спросил у пилота Михаил.

— Я успел сказать механику, чтобы самолет искали около Каликино. Зачем летунов подводить? Приедут к вечеру и заберут своего винтокрылого красавца. Тогда можно рассчитывать, что для них все будет шито — крыто. Впрочем, им и самим нет резона поднимать шум по поводу украденного самолета.

— Ну, Каликино, так Каликино — ответил Михаил. Эх, жаль, что с мешками так получилось! А то бы в ближайшие выходные можно было устроить праздничный пикник по поводу внезапного обогащения?!

— А мешок в дупле? — сказал Владимир.

— Ну, он пока еще в дупле!?

— Будем надеяться, что не пропадет?! — сказал Владимир.

— Иван — неожиданно подал голос сидящий рядом с пилотом и молчавший Игорь.

— Чего?

— Мне было так тяжело бежать с грузом, что боюсь — не получил ли я какое — нибудь искривление позвоночника? Будь другом, посмотри? — После этих слов Игорь немного подался от спинки кресла вперед.

Я взглянул поверх переднего сиденья на поэта. За плечами у него висел тяжелый рюкзак с красной окантовкой!

Я оттолкнул Игоря еще дальше вперед, волнующимися руками развязал рюкзак и открыл его. В глаза блеснули искры горящих, и отблескивающих всеми цветами радуги драгоценностей. Это был мой большой рюкзак, в котором я вынес первую партию сокровищ! Я достал оттуда первое, что попалось — тяжелую золотую сахарницу и поднял в ее руке. Все уже поняли, в чем дело. После секундной паузы, сначала Мишка, а потом и все мы закричали Ура и снова стали обниматься. Я сжал Наташину руку. Она не отняла ее и, как мне показалось, еще крепче прижалась ко мне.

До посадки оставалось всего пять минут. Наша невероятная Одиссея заканчивалась, а жизнь казалась яркой и прекрасной и многообещающей.