Золотой идол Хархана

– Скажи спасибо, Даба, что идешь без кандалов!

– Твоя правда, Бадо! Но как обманет Тамирхан и с монетами – убегу, право слово, убегу!

– Эх, Даба… Как бы горы да снег не укоротили тебе ног…

В ответ Даба только молча махнул с досадою рукой. Негромкий разговор слышен и пленникам, идущим в цепях. Вздохнув тяжело, мужчина с седыми усами смахнул слезу, набежавшую от ветра:

– Не стало простому человеку жизни в великой степи… Как тут не просить милосердную смерть призвать нас к себе в первом же бою…

– Рано отчаиваешься, друг! – Аюр, идущий первым в цепочке колодников, обернулся к седоусому. – Мы еще на этом свете и можем постоять за себя!

– Ээээ, юноша, горячая кровь молодости говорит в тебе… Но хозяин твоей молодости не ты, а Хархан да Тамирхан!..

– Хархан? Хан не мог предать нас, это измена!

– Нет, юноша, не мы нужны нашему хану, а золото. Ради него продает наш хан свой народ…

Аюра приковали первым в цепи, чтоб он всегда был на глазах. Сердце юноши разрывалось от горя. Он не мог простить себе, что поддался на уговоры случайных знакомых и потерял Жаргалму. Но еще больнее было предательство Хархан-хана. Но, может, послы соврали? Нет, говорили ему собратья по несчастью. Это известно точно: их взяли в плен с ведома и согласия хана Хархана. «Верно говорят люди, – думал Аюр, – вечное синее небо вложило ему в грудь сердце холодной змеи». Все бы отдал молодой охотник, чтоб вырвать своими руками это черное сердце! С каждой новой тяготой дороги это желание становилось все более невыносимым.

Во время редких привалов люди жались к кострам, пытались плотнее запахивать полы халатов, садились теснее, чтоб согреться. Лепешки, которые швыряли им стражники, были похожи на задубевшую кору.

– Этот хлеб замерз, его нельзя есть! – крикнул кто-то из пленников. – Дайте хоть напиться горячего!

– Ничего, разгрызешь и так!

На пятую ночь пути, когда они уже почти достигли перевала, снег повалил снова. Скоро началась настоящая метель. Липкие белые комья забивали рты и глаза, лезли за воротники худых халатов, делали неподвижными и без того закованные ноги… Утром нашли мертвым от холода седоусого товарища Аюра.

– Эй, что делать с этой падалью? – крикнул охранник, обнаруживший его окоченевшее тело.

– Откуй да брось тут валяться! – ответили ему. – Волки да вороны найдут, куда его деть…

Смерть, которую еще вчера призывали, как избавление, став реальностью, вселила в души пленников ужас. Взрослые мужчины, не таясь, лили слезы, будто женщины, оплакивая свою горькую судьбу.

Аюр шел молча, стиснув зубы и сощурив глаза, слезящиеся от резкого ветра. Цепь, ставшая слишком длинной, путалась в ногах, он машинально подобрал в кулак излишек и тут же выронил его, вздрогнув, обжегшись о ледяной металл. Цепь слабо звякнула. Аюр поднес к глазам закованную руку. Снова и снова осматривал он звенья, пытаясь найти место, где был прикован погибший седоусый. Вот оно!.. В следующую секунду Аюр уже искал глазами камень, который был бы достаточно тяжел, и который можно было бы поднять, не привлекая лишнего внимания.

Аюр оказался прав: освободив из колодок мертвеца, стражники не особенно старались, снова заклепывая цепь. К чему усердствовать, думалось им, когда до границы владений Хархан-хана остались считанные дни, и куда деваться пленникам, если вокруг скалы да непролазные сугробы?

Но они не знали, как сильно Аюр хотел увидеть свою Жаргалму, как страстно мечтал отомстить вероломному хану. Ночью он достал припасенный днем камень и осторожно, но крепко ударил им по непрочной заклепке. Цепь зазвенела.

– Эй, кто здесь? – раздался сонный голос охранника.

– Прости, господин, я неловко повернулся! – крикнул Аюр. Ответом ему был лишь богатырский храп.

Уже почти не таясь, был он по заклепке снова и снова. И крепление не выдержало. Свободен! Стараясь не греметь остатком цепи, медленно поднялся он на ноги. Кругом царило безмолвие. Забылись тревожным сном пленники, храпели, напившись для согреву архи, их конвоиры.

Аюр поглубже натянул шапку на уши и шагнул в темноту.

Дорога назад оказалась еще сложнее. Снег все валил и валил, так что скоро юноше пришлось брести по колено в рыхлой белой каше. Голодный и продрогший, он то и дело падал и снова поднимался. Он не думал больше ни о Хархане, ни о седоусом, ни даже о Жаргалме. Все силы уходили на то, чтоб сделать еще шаг. Все мысли были лишь о том, что его надо сделать несмотря ни на что.

Его побег обнаружили, едва рассвело.

– Гляди-ка, а охотник-то наш сбежал! – один из стражников поднял над головой обрывки цепи.

– Ну, видать, и впрямь он такая важная птица! Недаром Хархан-хан дал нам за его голову девяносто девять своих людей… Что же, снарядим погоню?..

– Э, что ты говоришь, глупец! Один бежавший – не такая большая потеря, чтоб ради него вести назад две сотни человек. Пусть идет своей дорогой… волку в пасть!

– А как же условие Хархан-хана? Охотника-то мы и должны были увести!

– Какое условие? Рекруты у нас… Мы почитай что у перевала, а там и граница! А на своей земле плевать я хотел на волю чужого хана!