Золотой капкан (СИ)

Гарри тихо выругался, ударив кулаком по матрасу, и откинулся обратно на подушку. С одной стороны, было чертовски обидно, что Джон вот так, безо всякого его разрешения воспользовался ситуацией и раздел его. Да, конечно, Доу уже видел Гарри и более нагим. Да, он с самого начала не заявлял о себе как о честном и порядочном малом, так что кричать о поруганной чести и преданном доверии было бы, как минимум, глупо, но всё же что-то неприятное скрутило пальцы в кулаки и пробежалось мерзкими мурашками по загривку. Испытывать эти чувства по отношению к шантажисту, обижаться на него было ужасно глупо, и словно бы уже только от этого обиднее вдвойне.

Хотелось скорее покинуть чертов номер, и Гарри решительно поднялся, отправившись на поиски своей одежды. Та нашлась легко — лежала аккуратно сложенной стопкой на всё ещё не тронутом магией кресле, которое, наверное, ни разу и не использовалось за эти дни. Но кроме одежды он нашел и ещё несколько вещей. Во-первых, накрытый чарами завтрак, две чашки с кофе и чаем, видимо, на выбор, и маленькое блюдечко с каким-то вычурным красивым шоколадным пирожным. Наверное, как раз тот десерт, до которого они вчера так и не дошли.

Гарри постоял над столом, пытаясь определить свои чувства к этой находке, но в итоге только недовольно скривился. Это опять была забота, и она вновь была бы приятной, если бы только… нет, после того, как Джон тайком раздел Гарри, может быть, даже лапал втихаря или ещё что-то, принимать эту заботу не хотелось, и он сразу переключился на вторую находку — оставленную поверх стопки одежды записку.

Быстро схватив её, раздраженно комкая края, он сразу же вчитался в текст:

«Для начала хочу сказать тебе три вещи, Гарри:

1) Доброе утро.

2) Спасибо тебе за вчерашний вечер.

3) Остынь, пожалуйста.»

Дочитав до последнего пункта Гарри раздраженно фыркнул, но не смог подавить почти против воли скользнувшую по губам улыбку. Все-таки этот Джон — редкостный гад. Но Гарри продолжил читать.

«Серьезно, Поттер, я отчего-то уверен, что ты сейчас разыгрываешь оскорбленную невинность. Не удивлюсь, если ты разрушил весь номер в щепки, размазав завтрак и мое угощение, — крайне дорогое, от одного из лучших шоколатье Франции, но вряд ли тебя это волновало, — ровным слоем по стенам, а мне потом за всё это платить. Но даже зная твою реакцию, я всё равно поступил так, как поступил. Мерлин, ты можешь оскорбляться, что кто-то снял с тебя штаны без твоего ведома, но, черт побери, почему я должен оправдываться за то, что снял с тебя одежду, чтобы ты мог нормально выспаться?! Это просто ужасно, Поттер и тебе должно быть стыдно быть таким!

Да, да, хорошо, я и впрямь сам раздел тебя, пренебрегая магией, и честно признаюсь тебе в этом, хотя мог бы соврать. Вряд ли ты оценишь это, но тем не менее. И да, мне понравилось раздевать тебя, мне нравится твое тело, и я даже позволил себе прикоснуться к нему. Немного. Только к груди. Я не лапал тебя и могу поклясться в этом, если это только так важно для тебя. Чертов ханжа!

Признаться, я уже сам не знаю, зачем пишу это письмо. Почему я вообще оправдываюсь перед тобой, хотя не сделал ничего ужасного и даже не уверен, что ты вообще дочитаешь до этого места.

Вероятно, я чувствую себя виноватым. Не потому что считаю, будто был не прав, а потому что представляю, что ты себе надумал. Но попробуй понять и меня — ты вчера был по-настоящему великолепен, ты сделал то, чего я никак не ожидал от тебя, и я благодарен тебе за честность и за это усилие. После того, что ты сделал, я не мог уйти, просто бросив тебя валяться в одежде на покрывале.

В конце концов, я сказал всё, что мог. Надеюсь, ты воспользуешься мозгами (последние два слова были зачеркнуты) поймешь меня правильно.

Если ты еще не успел уничтожить завтрак, то хотя бы попробуй десерт, уважь мои усилия.

Хорошего тебе дня, Гарри, и до вечера.»

Дочитав письмо до конца Гарри рассмеялся и плюхнулся на диван. Что ж, ладно, он действительно принял доводы Джона и согласился с ними, хотя то, как тот их преподносит… Эта манера речи отчего-то очень забавляла его, хотя и казалась смутно знакомой.

Теперь, когда обида отпустила, отказываться от завтрака он не видел повода, тем более, что без налета раздражения чувство голода стало в разы ощутимее. Гарри устроился поудобнее, наклонился вперед, подвигая к себе тарелку с тостами и чай, и задумался о письма. Письме, Джоне и о том, что он вообще о нём знает.

Итак, скорее всего Джон — человек примерно его возраста. Раз его задела война и задела достаточно сильно, значит, он из Англии. Гарри был почти уверен, что тот слизеринец, но, судя по всему, не примкнувший к Волдеморту, раз расхаживает на свободе. Если судить по еде, которой он угощал Гарри, у него утонченный вкус.