Золотой капкан

Поднявшись наверх, под окрики охраны, они привычно выстроились в шеренгу.

Ночью ударили заморозки, и на поникшей траве белел налет инея. С реки тянуло холодом, над шеренгой поднимался пар.

Солдат, спросонья кутаясь в куртку, прошелся вдоль строя, остановился возле Протасова.

— Ты, — показал на него, — и ты, — на стоящего рядом худощавого мужика лет пятидесяти, — пойдете в штольню.

Пожилой кивнул, соглашаясь, точно бандит угадал его самое сокровенное желание.

Поравнявшись с Иваном, он внимательно оглядел его жилистую фигуру и вынес решение:

— На подъем.

И двинулся дальше. Через одного от Ивана переминался с ноги на ногу Чехлов — лицо его сильно распухло, глаз заплыл, и вздулась верхняя губа, — и встал.

— Так, будешь носильщиком… Оставшиеся на мойку.

Вадим, не дожидаясь, соблаговолит Солдат его выслушать или нет, поднял руку:

— Можно, Максим? У меня двое больных? Старик и девушка. Проку с них не будет, пусть день-два отлежатся. А загонишь в воду, свалятся совсем.

Солдат шагнул к Ольге, с подозрением окинул ее взглядом: кажись, не симулирует. Мутноватая дымка в глазах, рот, словно ей не хватает воздуха, приоткрыт, и щеки пылают огнем… Не врет доктор.

Что касается старой развалины, и так видно — еле ноги таскает. Пристрелить бы, мороки меньше.

— Забирай, — смягчился он.

— Тогда еще будет просьба, — пользуясь благоприятным моментом, заторопился Вадим. — Попроси Дениса, пусть выделит антибиотиков. Много не надо…

— Таблетки, — неохотно проворчал Солдат и значительно хлопнул по автомату. — Будь моя воля, накормил бы вас свинцовыми таблетками. Они полезнее, панацея от всех болячек… Ни хрена вам не сделается, обойдетесь!

* * *

Не прошло и четверти часа, как Протасов узнал, о какой штольне шла речь. Четверых: пожилого мужика, Ивана с Чехловым и самого Протасова привел к трехстенному срубу автоматчик Влад.

Вблизи строение выглядело гораздо внушительнее, чем им показалось вчера: бревенчатые стены поднимались из травы в человеческий рост и крыша над ним была не дощатой, а сложенной из тонких древесных хлыстов.

Войдя под навес, Протасов очутился на краю разверзшейся под ногами пропасти три на три метра, над которой висел подъемный блок с перекинутым через металлическое колесо капроновым тросом, и длинный его конец терялся в бездонном провале.

Пожилой со знанием дела принялся вытягивать трос. Постепенно из пропасти поднялся капроновый хвост с пришитым к нему крюком.

Пожилой обвязал трос вокруг талии, перехватил его крюком, затянул петлю и окликнул новичков:

— Чего рты раззявили? Майна!.. Только не рывками.

Потихоньку, даже медленнее, чем стоило, его опустили в провал. Трос ослаб.

— Скиньте спички, — эхом донесся далекий голос.

Влад достал коробок, потряс, проверяя, и швырнул в яму.

— Порядок…

Крохотной точкой внизу загорелся огонек, высветилась сгорбленная тень.

— Спускайте второго…

Никогда в жизни Протасов не пользовался альпинистским снаряжением. И что было неприятнее всего, с детства побаивался высоты. Даже в квартире, расположенной, по закону подлости, на десятом этаже высотки, где балкон, не иначе по тому же закону, приходился ему по пояс, никогда не приближался к краю. В противном случае в голову закрадывались дурные мысли, неприятно кружилась голова и ныло под ложечкой…

Когда он перехватывался петлей, руки затряслись; ступив в провал, уперся ватными от напряжения ногами в земляную стену. Петля жестко врезалась в тело, заныли ребра, и ему пришлось подтянуться на тросе, чтобы ослабить тиски.

Он опускался ниже и ниже и почти не слышал голосов оставшихся наверху…

Отклонившись от стенки, он покосился вниз — огонь горел много ниже в нескольких метрах от него.

Он коснулся дна носками туфель и с облегчением скинул капроновую удавку, лишь чудом не свернув мерцающую крохотным лоскутком пламени «летучую мышь», чей пляшущий отсвет порождал на стенах уродливые переплетения теней.

Пожилой стоял у сваленных в кучу коротких, но толстых жердей, крутил в руках другой фонарь, и за спиной его виднелся лаз в боковое ответвление.

Приподняв защитное стекло, он зажег фитиль и поднял с земли лопату с коротким черенком.

— Что замер? — недовольно забурчал на Протасова. — Хватай ведра, пошли.

Согнувшись, он пролез в штольню и, освещая себе дорогу, стал пробираться вперед.

Коридор казался бесконечным и то сужался, и при этом Протасову представлялось, что еще немного, и дальше придется ползти, то стены его раздвигались и появлялись подпорки, сдерживающие многотонную массу земли.

Дышать становилось труднее, мрак угнетающе действовал на них.

Протасов прислушивался — не трещат ли ненадежные подпорки? — вспомнились недавние обвалы на донецких шахтах, унесшие десятки жизней, и траур, объявленный по Украине президентом Кучмой.

А ведь им сейчас много сложнее: нет ни касок, ни самоспасателей. Да и случись обвал, спасать их никто не кинется…

Наконец фонарь высветил тупик. Пожилой прижался спиной к стене, пропуская вперед Протасова, и вручил ему лопату:

— Ты здоровее меня будешь. Рубай землицу, а я буду в ствол оттаскивать.