Золотой конвой. Дилогия

Иван не ответил, он откинулся на свой рюкзак, и заржал аки конь. Затем вдруг резко выдохнул, и рывком вернулся обратно в сидячее положение, крепко хлопнув себя по колену. Глаза у него были шалые.

— Скисли?! — Трубным голосом вопросил он. — Нашли транспортир и карандашики, — и успокоились? Разобрали барахло на сувениры, и расползлись обратно по норам? А вот фиг! — Он выставил мне под нос пухлый объемистый кукиш. — Быстро сдаетесь, девчата! Ты Лёва у меня еще будешь просить прощение за «Пантеру в болоте». — Он оглядел нас бешенными, веселыми глазами, — что сидите, как погорельцы? А сплясать не хотите? Балбесы! Не было золота, да! Все правда, не было. Но оно — было! Было! И сейчас есть! И лежит здесь, рядом! А мы ж чуть не ушли, едрить-колотить!

Я переглянулся с Павлом. Лицо у того вытянулось.

— Ты чего гонишь, Иван? — Спросил Павел.

— Вань, ты здоров? — эхом отозвался я.

— Здоровее вас, болезных! — В полном восторге захрюкал смехом Иван.

— Что это значит «золота не было, — но оно было»? — Растерянно спросил я.

— А то и значит. — Фыркнул Иван, потрясая старинным блокнотом. — Дневник не врет. Этот Медлявский пишет, что конвой оказался пустышкой. Только вот, кто-то из дневника выдрал последнюю исписанную страницу. Смекаешь? Вся история, кроме последнего пункта. Писали карандашом, сильно нажимали, и на чистой странице, через исписанную, вмятины от грифеля остались. Те же слова, только невидимые. А я чистый лист приложил, и проштриховал. Помнишь, как мы в детстве, изображения с монет на лист перештриховывали?.. И вот тебе текст с последней выдранной страницы. Здесь все и сказано, про золото.

— И что там? — Посунулся вперед я.

— Ах, испорченный отпуск, ах «пантера в болоте»… — со скорбным видом, поднял глаза вверх Иван.

— Ваня, — серьезно пообещал я, — я потом перед тобой на колени упаду, и буду лбом в землю долбиться, сколько скажешь. Но сейчас скажи, — чего ты нарыл?

— Ладно. — Смилостивился Иван. — Слушайте, про конец конвоя. Вот что вышло с золотом…

* * *

Это был нелегкий труд. Покойники уже начали застывать, и тащить их приходилось будто неуклюжые чурбаки с не отпиленными ветвями. Спасал только снег, который позволял волочить. Они сбросили последнее тело в яму, перекрестили её. Потом развели затухший костер, растопили котелке перемол с салом, согрелись перекусили.

— Пора уходить, — сказал краском Екимов, отогревая у умирающего костра озябшие пальцы.

— Пора. — Согласился Медлявский. Еще только одно. У меня здесь остался еще один человек. Прапорщик Краузе. Он сидел с винтовкой на той скале… Это нам по пути.

— Заглянем. — Согласился Екимов. Раз уж начали, приберем до конца.

— Слушайте, Екимов — Медлявский вспомнил свой последний разговор с Краузе — У вас в отряде не было такого Владимира Сенцова? Бывший царский офицер.

— Был. — Кивнул Краском — Был такой. Артиллерист от бога. Погиб в нашу первую стычку. Знал его?

— Нет, слава Богу. — Медлявский качнул головой. — Краузе знал. Близкие товарищи по училищу. Краузе в него пулю и вложил. Переживал потом.

— Усобица. — Екимов вытер иней с усов и щетины. — Паскудное это дело.

— Да… — Медлявский на секунду прикрыл глаза. — Как же мы дошли до такого дерьма, Екимов? Я вижу в этой безумной бойне тех, кто превратился в мясников, и вижу тех, кто остался людьми. Все перемешаны. Разделение проходит не по границам политических партий. Со всех сторон есть нормальные люди. Почему же мы не смогли договориться? Русские не должны стрелять в русских. Не должны.

— На фабриках бывал когда, до войны? — Спросил Екимов.

— Нет.

— А мне доводилось. Повезло, потом приметил меня человек. Взял в учебу на завод, выучился я на слесаря-лекальщика. Вышел я в люди не последний человек стал на Мотовилихе. Но те — первые месяцы на фабрике Скоромыслова… Там такое скотство творилось… Сам не увидишь, не передать. Вонь, грязь, люди как свиньи. Хуже, чем свиньи. И работа, по четырнадцать часов в день. Четырнадцать! А с фабрики не выпускают. Живешь прямо при ней. Иначе штраф. А хочешь купить еды, — покупаешь в прифабричном магазине, где цены втрое. А в сортирах не убирают, — знаешь, почему? Владелец объяснил, — если в сортирах убрать, рабочие начнут там отдыхать… Такие дела.

— Ужасно, — согласился Медлявский. — Но ведь и мы за перемены! Сибирская директория не за восстановление царской власти. Мы…