— Я могу ошибаться, но кажется, у Чеботарева уже есть на примете какой-то клиент, — продолжала Марина, — работа по приватизации в последнее время форсировалась, да и сам он пару раз выезжал на какие-то переговоры, причем без меня. Раньше он так никогда не делал. Все-таки я старший юрист их компании.
— Может быть, он догадывается о нашей связи?
— Не знаю, но скорее, просто перестраховывается. Может быть, не хочет посвящать в это дело Витаса.
— Я могу заблокировать процесс в Комитете по имуществу, у меня там есть друзья и связи, — уже с меньшей долей уверенности произнес Бородянский. Марина только рукой махнула.
— Покажите мне, где водятся друзья, которые не отрекутся от вас за взятку в пару сотен тысяч долларов — я с удовольствием тоже прикуплю парочку.
— Почему они решили оценить завод именно в 10 миллионов?
— Это приблизительная цифра. Разумеется, для Комитета имущества будет названа другая — миллиона в 3–4. Они могут оценить завод весьма приблизительно, потому что многих бумаг по основным фондам не осталось даже у Тщедушного. А до архивов вашего треста они добраться не могут. Пока…
— Что значит "пока"? Они что, ищут ходы?
— Я же говорю, вы недооцениваете Чеботарева. У него здесь остались приятели, бывшие сослуживцы. Думаете, никто из не хочет подзаработать? Вот, например, Галушкин, — вспомнила Марина имя начальника отдела, на которого Чеботарев до сих пор точил зуб за отсутствие приглашения на день рождения. — Он, кстати, и в "Золотой Крюк" деньги вложил, и не только он. Так что поверьте, скоро у них будут все цифры.
— Галушкин? Ах сволочь! Да все они сволочи! — разволновался Бородянский. — Мало с меня имеют, что ли? Мне в руки смотрят, эти же руки и обкрадывают… А Чеботарева я и в самом деле недооценил, тут ты права. Думал, что он мелкий подхалим и тряпка, а он, оказывается, со мной в кошки-мышки играть вздумал? Я из него отбивную сделаю, если захочу.
— Меня ваши разборки мало интересуют, — призналась Марина. — И весь этот разговор начала, чтобы объяснить, почему все-таки я хотела бы получить именно сейчас. Я собираюсь вложить их в акции завода, и немало на этом выиграть. Если вы верите в торжество закона, то не смею настаивать, но я то почему должна прогорать?
— Никто не собирается прогорать, разве что ваш разлюбезный Чеботарев. Вот жизнь! Я его из грязи вытащил, а он теперь меня в ней измазать хочет! Ничего… Ты говоришь, у него уже есть кто-то на примете?
— Мне так кажется.
— Выведешь его на меня, — скорее приказал, чем попросил Бородянский.
— Каким образом? Я же говорю, Чеботарев секретничает…
— Придумай что-нибудь. Если понадобиться, я сам отдам завод на приватизацию. И сам же его потом продам. 10 миллионов!
— А что насчет моих денег?
— Так получишь долю в заводе, не волнуйся! Ты же понимаешь, у меня тоже будут определенные издержки!
— Имейте в виду, крошки с барского стола меня не устроят, — предупредила Марина. Она хотела, чтобы Лев Семенович сам стал добиваться от нее помощи в новой афере. Особо трудиться для этого уже было не нужно, Бородянский завелся от одной только цифры, которая могла упасть ему в руки. тем более — в обход Чеботарева, которого он теперь считал почти что своим кровным врагом. Благо, и дочь о том же напоминало разве что не ежедневно. Она наблюдала, как он ходил по кабинету, в действительности напоминая льва, мечущегося по клетке и выжидающего момента, когда можно будет разорвать неосторожно приблизившегося глупого туриста.
— Какие крошки, останешься довольна, — пообещал Бородянский. — Но клиента ты у него из под носа уведи, уж сделай милость. Знаешь, совладельцами предприятий тоже просто так никто не становится, нужно ведь и потрудиться немного. — Зайдя за кресло, в котором сидела девушка, он опустил свои руки на ее плечи.
— Я попробую, — пообещала Марина, понимая, что пора уходить, пока начальник треста не перевозбудился от близости красивой женщины и больших денег окончательно. — Как раз сегодня он, кажется, вновь собирался на встречу. Попробую навязаться с ним.
— Так иди быстрее! — потребовал Бородянский, который, напомним, никогда не ставил развлечения превыше дела. И они расстались.
В "Золотом Крюке" и в самом деле балансовую стоимость завода оценить могли лишь весьма приблизительно — даже Тщедушный не понял, что именно и в каком количестве было разворовано за минувшие годы. Витек ненавязчиво поинтересовался валом асфальтоукладчика, который, якобы, обнаружил на заводской территории.
— Понятия не имею, откуда он там взялся, — честно признал Тщедушный. — Может, дети играли, приперли откуда-то?