Золотой Крюк

— Ну, это просто: их должно быть столько, чтобы хватило на 55 % акций предприятия. Еще 15 % останутся в собственности трудового коллектива, который передоверит их мне… В этом случае остальные 30 % пусть кто хочет покупает на денежном аукционе — мне без разницы. Не люблю без надобности кормить государство! Более того, — Бородянский незаметно покосился глазами в сторону Марины, — я даже примерно знаю, кто это сделает. И точно знаю, что это не вы, многоуважаемый Сергей Степанович.

— А чего это вы так смотреть на уважаемую Марину? — грозно спросил господин Жальгирис. Но Бородянский ничего не сказал.

— Под ваучеры мы выдали сертификаты, в сумме эквивалентные 5,5 миллионам долларов, — сказал Чеботарев.

— Дороговато…

— А разве не вы, уважаемый Лев Семенович, на запрос Комитета по имуществу направили такой баланс, что я, когда его увидел, чуть со стула не упал? Этот завод и в свои лучшие времена не стоил даже половины указанной вами суммы!

— Что делать, — притворно вздохнул Бородянский, — времена меняются. При этом для некоторых они остаются лучшими, а для остальных нет. Видите ли, я все делаю очень аккуратно — чего, кстати, всегда недоставало вам. Я ведь должен перед покупателем отчитаться за сумму, которую собираюсь принять от него в качестве оплаты? Не могу же я продать ему за 15 рублей вещь, которая стоит всего четыре…

— Значит, за 15… — хрипло сказал Чеботарев. Бородянский снова торжествующе улыбнулся.

— Мы хорошо понимаем друг друга.

— Но я не понимаю, как…

— Очень просто. Разрешите, кстати, представить вам — будущий совладелец завода, — и Бородянский протянул руку в сторону Марины, которая сидела неподвижно, как изваяние. — Думаю, что в этом качестве она пробудет не долго, поскольку так же планирует реализовать свою долю, купленную на денежном аукционе, все тому же покупателю.

Чеботарев выглядел совершенно убитым.

— Вот как, — тихо прошептал он.

— Уважаемая Марина, я хотеть вам сказать, что мы более не нуждаться в ваших слугах, — гордо сообщил господин Витас Жальгирис, выдергивая из кармана платочек и протирая им совершенно сухой лоб.

— Как угодно, — холодно произнесла девушка, отворачиваясь от негодующего "эстонца". Бородянский с удовольствием наблюдал за происходящим, потом продолжил:

— Кстати, вам, наверное, интересно, как я подстрахуюсь от возможных уверток с вашей стороны? Очень просто: деньги — эти самые 5,5 миллионов — будут переведены в акции "Золотого Крюка". Именно не в сертификаты, которые вы дурачкам из народа скармливаете, а в акции, так, чтобы я стал старшим пайщиком. А если у вас нет акций — оформлены в виде паевого взноса за 90 % от доли предприятия. После этого ни одно ваше действие не пройдет за моей спиной. Но… — Бородянский решил проявить гуманность, — лично вы, Сергей Степанович, можете сохранить за собой рабочее место консультанта. Сколько сейчас составляет ваша зарплата? Я думаю, не больше тысячи в месяц? Ладно, я ее за вами сохраню.

Чеботарев смолчал, и Бородянский принял это за согласие.

— Другими словами, можно ли считать, что мы договорились? Если да — произведем необходимые подсчеты.

— Ага, произведем, — произнес пришедший в себя от шока Чеботарев, — и не забудьте при этом сумму неустойки, которая вписана в договор между трестом и "Золотым Крюком" на случай, если одна из сторон решит расторгнуть договор до истечения срока его действия. Вы, я полагаю, рассчитывали на обоюдное согласие, акт о расторжении и тому подобные расшаркиванья? Могу вас обоих огорчить: ничего подобного не будет. Мне редко приходится встречаться с такими… такими… — он запнулся, подбирая слово похлеще, но пределах литературной речи, как на помощь пришел плохо владеющий русским языком господин Жальгирис:

— Мудаками, — предложил он.

— Попрошу вас, — вскипел Лев Семенович, но Марина вдруг оказалась сзади него, накрыла своей ладонью его плечо и сказала:

— Да шут с ними, пусть бесятся. Это же агония, не видишь?

— Ну да, ты права, — согласился начальник треста, поглаживая девушку по руке. — Слушай, Сережа, надо ведь уметь проигрывать! Так что держи себя в руках.

— Покупатель не достанется ни мне, ни вам, — угрюмо заявил упрямый Чеботарев. — Срок нашего договора истекает только через 4 месяца. А столько времени Александр Сергеевич ждать не будет.

— Слушайте, причем тут Пушкин, а? — разозлился и господин Жальгирис. — У меня такой чуйств, что меня водят за ноздри. О каком покупатель вы все время талдычить? Я только хочу пускать супербетон.

— Сами расскажете, или помочь? — зло спросила Марина.

— Не ожидал я от вас такой подлости, милая… От кого угодно, но не от вас. Можете рассказывать: главное — что господин Жальгирис все равно планирует довести работы до конца, согласно графику. Хоть со мной, хоть без меня.

— Тут вы правы, — Марина задумалась, потом обратилась к Бородянскому, — не стоит палить его перед моим соотечественником-эстонцем пуще времени. Еще пригодиться.

— Вы хотите спалить мой завод? Это что, мафия? — орал господин Жальгирис.