— Увы, ваше сиятельство. Но в любом случае, смерть маркиза подвела черту под всеми делами. И если барон Шарто всё же станет королём… — Ридд покачал головой. — Лучше б вам забыть обо всяких заигрываниях маркиза с тёмной стороной силы и даже отречься от того.
Женщина гневно топнула ножкой, и этот резкий звук по каменному крыльцу слегка отрезвил её.
— Это что же, броситься новому королю в ноги?
— Лучше попробуйте через его матушку действовать, — устало заметил Ридд и потёр разнывшиеся от бессонной ночи виски.
Как ни странно, именно последнее замечание направило размышления женщины по иному руслу. Воистину, непредсказуемы пути их мыслей… хм, наверное, за это мы их и любим?
"Почти так, Флора — старые и свежие грехи вельможи наконец доконали его" — вслух же Ридд заметил, что коль смерть маркиза произошла и необратима, то новый король, скорее всего, будет склонен забыть о прошлом.
— А письмо? — угрюмо поинтересовался Дитц, не пропустивший ни одного произнесённого вслух словечка и ни единого на лицах выражения. — Если он когда-нибудь доведается о существовании такого документа…
Маркиза и Ридд переглянулись. Если первая встревожилась не на шутку, то парень… тоже оказался взволнован. Ведь это и было слабым местом его плана — написанное собственной рукою письмо.
— Значит, нужно, чтобы он не доведался — или даже позаботиться, чтобы никогда не увидел свидетельства неприглядных дел, — неопределённо предложил Ридд.
Женщина всплеснула руками и озабоченно пролепетала сквозь шум дождя, что позабытое послание так и осталось в кабинете покойного маркиза. И уже следуя за нею по длинным переходам немаленького дворянского гнезда, парень больше всего надеялся, что эта Беатрис примет правильное решение.
И в самом деле, перечтя собственными глазами текст письма, маркиза Беатрис побледнела. Пройдясь туда-сюда по опустевшему кабинету отца, она задумчиво взяла в руки подсвечник с почти прогоревшим в нём огарком.
— Не знаю, верно ли я поступаю…
Свёрнутое в свиток послание никак не хотело загораться — уж писчие принадлежности графа Мейзери никак не из тех, что продаются в дешёвой лавке. Но и дочери знатного рода терпения оказывалось не занимать — вскоре обуглившаяся бумага задымилась, затлела. И на неё от свечи перескочил пока ещё крохотный язычок огня.
Словно зачарованные, три взгляда блестящих глаз следили, как пламя неохотно пожирало послание, способное перевернуть и искалечить столько судеб. Как корчились и исходили дымом буквы, слова, мысли… как выгорало само прошлое, исчезая и становясь недоказуемым.
— Мастер Ридд или как вас там. Против вас нет никаких доказательств, но! — маркиза пошевелила крохотным дамским кинжальчиком уроненный в пепельницу догорать остаток письма и наконец истолкла останки в пыль. — Что-то мне упрямо твердит — если я ещё раз увижу вас, то…
"Ну-ну, дурёха — оставайся в приятном заблуждении" — однако на самом деле Ридд уже кланялся, задом пятясь к двери. Полубегом, бесшумным скользящим шагом, десятой дорогой обогнув залу, где уже готовили в последний путь покойного хозяина и кормильца, он вернулся в по-прежнему полутёмный холл возле входа. Рассовал по карманам и клапанам реквизированные охраной вещи и оружие, нарочито игнорируя мрачный взгляд здоровенной телохранительницы. Здесь его и догнал Дитц.
— Слушай, — обратился к нему Ридд. — Смерть клиента произошла без внешнего вмешательства, от естественных причин. Если мэтру Фуке будет мало свидетельства от целителей и мага, можешь рассчитывать на моё подтверждение. А пока попробуй наняться в охрану барона Шарто — насколько я осведомлён, он ни с кем из нашей Школы контракта ещё не заключил.
В качестве то ли согласия, то ли просто на прощание Дитц сунул парню кулак под рёбра — да так, что от заколовшей в боку боли едва не остановилось дыхание.
— Не знаю, Ридд — всё выглядит именно так. И всё же, готов прозакладывать свою голову, что это именно ты его убил, — да и сам голос потерявшего выгодную работу телохранителя не сулил ничего хорошего. С другой стороны, при должном рассмотрении и предложение давнего заклятого друга выглядит очень даже ничего?
Вместо ответа Ридд звонко съездил по уху нависшую над ним верзилу-девицу — да так, что та улетела в угол. А потом кивнул Дитцу и вышел на крыльцо. Здесь он осмотрелся и легонько свистнул в темноту сада своему коню.