Золотой Лис. 1-2 часть(СИ)

Конюший сделал такую скорбную физиономию, что в иное время стоило бы позабавиться и даже посочувствовать бедняге, занятому столь непривычной работой, как думать. Вкратце же, если отбросить словечки, от которых вянут уши и цветы, смысл его речи свёлся к тому, что резвей вот этого жеребца на баронских конюшнях скакуна и не сыскать — однако своим кусачим норовом он всех так зае… гм, заездил, что надысь их милость после верховой прогулки по лугам крепко осерчали и едва не повелели этого демона в конской шкуре продать.

Позволь мне попробовать, мастер Ридд!

Парень покивал с самым высокомерным видом, едва не надувая от важности щёки — и на слугу то произвело просто неизгладимое впечатление. А затем Ридд, едва не расхохотавшись и тем не испортив впечатление, вполголоса вытребовал, чтоб конюший сбегал на кухни и принёс печёное яблоко, что тамошние повара готовили для их милости баронессы.

— Да самое большое и горячее, прямо из печи! И накрой тряпицей, чтоб не видать…

Нет, не городским увальням учить деревенского парнишку, как с лошадьми обращаться! "Сейчас будет тебе бесплатный цирк и балаган, милая" — пообещал Ридд, придерживая подальше от себя поводья и пока не предпринимая активных действий.

Заинтригованный конюший обернулся быстро, и парень, пряча так и лезущую на лицо улыбку, вернул тому уздечку и повернулся спиной к жеребцу. Телом скрывая от коня свои действия, свободной рукой он нанизал на щепочку принесённое яблоко, а саму руку спрятал в рукав — с тем, чтобы всё походило на сжатый кулак. И потом, вернувшись к уже скалящему зубы жеребцу, сделал вид, будто потянулся той рукой погладить его по морде…

Ох! Зубы клацнули с такой скоростью, что движение это едва не осталось незамеченным. А затем, залитый утренним солнцем двор огласил неистовый вопль оскорблённого в лучших чувствах жеребца. Замотав мордой и выплюнув обжёгшее пасть яблоко, конь заметался в полной панике.

Да уж, теперь его демона лысого заставишь укусить кого! — восхищённая дриада хохотала так отчаянно, что Ридд всё же не сдержал улыбку.

— Иди ко мне, малыш, иди, бедненький, — непритворно ласково запричитал Ридд, словно успокаивающая малыша мать. И, поймав поводья, мягко притянул морду ошалелого от боли и неожиданности коня.

Уж как маменька-ведьма ухитрялась драть деревенским коням дурной зуб, обходясь без пут или удара колотушкой по голове — и даже клещей — малолетний Риддерик в своё время выучился во мгновение ока. Вот и сейчас, из пальцев мягко выплеснулась мягкая сила и поймала, поймала плачущего жеребца — да нет, не под уздцы! Лаской и только лаской… в несколько мягких прикосновений Ридд постепенно, неспешно унял боль, одновременно нашёптывая коню на ухо такие нежности, что возревновала бы даже Меана.

Ага, а теперь он запомнил, что пришёл ты и спас от боли!

"Точно" — мысленно ухмыльнулся Ридд и до тех пор гладил и успокаивал коня, пока по блестящей шкуре того перестала пробегать нервная дрожь.

— Ну, теперь мы друзья?

Жеребец вдумчиво ткнул мордой в шею, мягко дохнул тугим теплом, и какое-то странное чувство единения обернуло собою эту замершую парочку. Так они и стояли неподвижно, под восхищёнными взглядами сбежавшихся слуг и утреннего солнца, пока на крыльцо не вышел лично их милость барон Шарто.

Конюший бросился господину в ноги, что-то принялся горячо шептать, с опаской и недоверием тыкая в Ридда пальцем. Дворянин сначала нахмурился, а затем расхохотался.

— Ну, если поладили, так тому и быть, — он сделал жест ко мне, и Ридд осторожно приблизился, придерживая так и льнущего к нему чёрного жеребца. Потому что следом из дверей показался Питт, усердно изображавший, что вышел на двор просто так, почистить висевшее в зале на ковре оружие хозяина.

— Пятьдесят золотых, и это демонское отродье твоё, — одновременно с этим в ладонь Ридда легло письмо. А также особая медная бляха, большая и начищенная, на которой под гербом баронов Шарто перекрещивались два почтовых рожка.

Поскольку обнюхавший эти предметы конь счёл их откровенно несъедобными и брезгливо фыркнул, парень немедля спрятал послание. А сияющую медь прикрепил дополнительной застёжкой плаща. Всё! С этого мгновения он уже не просто человек, а гонец с официальным поручением. И любой дерзнувший покуситься на такого тем самым навлекал на себя гнев не только барона Шарто, но и всю тяжесть королевских законов — а ни с тем, ни с тем шутить не рекомендовалось никому.

— Письмо предназначено волшебнику на востоке, — лаконично напомнил барон и привычно оттолкнул вздумавшую обнюхать и его конскую морду.

К его удивлению, чёрный жеребец даже и не подумал цапнуть, как не преминул бы сделать в другой раз, лишь отвернулся и лениво махнул хвостом. А ухмыльнувшийся Ридд взглянул в синие глаза барона и заговорщически произнёс:

— Сто золотых, и это моя последняя цена, ваша милость!