Золотой Лис

— В час дня я слышал по радио, что к полудню через турникеты на территорию ярмарки прошло свыше двухсот тысяч посетителей. К тому времени, когда Форстер начнет свою приветственную речь на церемонии открытия, там соберется не менее полумиллиона человек. Представляете, какой удар мы нанесем сегодня угнетателям!

— Речь Форстера должна начаться в семь часов. — Рамон поднял с верстака одну из рекламных брошюр, изданных оргкомитетом ярмарки. Он пробежал глазами расписание торжественной церемонии. — Но он может задержаться на несколько минут. Нам нужно учесть и такую возможность. Говорить он будет где-то минут сорок, может быть, час. В восемь начнется военный парад. Когда вы вылетите?

— Если мы взлетим отсюда в восемнадцать сорок пять, — прикинул Майкл, — то окажемся над целью примерно через сорок восемь минут. Вчера я специально засек время. Значит, мы будем на месте в тридцать три минуты восьмого.

— Как раз то, что нужно, — согласился Рамон. — Форстер все еще будет болтать. Ты дважды пройдешь вдоль цели. Помни, высота тысяча футов, в миле против ветра. После второго прохода разворачиваешься на запад и летишь прямо к ботсванской границе. Сколько времени тебе потребуется, чтобы добраться до места встречи с Рейли Табакой?

— Три часа пятнадцать минут, — сказал Майкл. — То есть мы будем там приблизительно в одиннадцать часов вечера. К тому времени весь остаточный газ уже разложится.

— Рейли Табака осветит взлетно-посадочную полосу сигнальными ракетами. Как только приземлитесь, вынесите из самолета все газовое оборудование и сожгите сам самолет. Оттуда Рейли переправит вас в Замбию, а затем на базу «Терцио». — Рамон пристально вгляделся в их лица. — Вот, пожалуй, и все. Я знаю, мы обсудили все детали раз десять, не меньше, но, может, есть какие-либо вопросы?

Братья одновременно покачали головами, и Рамон криво усмехнулся. Несмотря на различный цвет кожи и разную форму волос, они были похожи друг на друга.

Революция не может обойтись без подобного беспрекословного повиновения и слепой веры, подумал Рамон и ощутил непривычную зависть к этим парням, к их детской наивности и доверчивости. Что ж, пусть себе верят, что сегодня они одним махом изменят мир и над землей сразу воссияет светлая заря социализма, братства и любви. Рамон хорошо знал, что на самом деле все гораздо сложнее.

Да, он завидовал их ничем не омраченной вере, но при этом он сильно сомневался, хватит ли у них мужества взглянуть в глаза суровой реальности, сумеют ли они пережить уничтожение полумиллиона жертвенных ягнят, принесенных на алтарь революции, и Красный террор, который должен последовать за ее успешным началом. Возвышенная убежденность в божественной справедливости их дела еще может позволить им повернуть ручку вентиля и открыть пару таких безобидных на вид стальных бутылочек, но смогут ли они вынести зрелище полумиллиона трупов, скорчившихся в объятиях ужасной, нечеловеческой смерти?

Во время революции выживают только стальные люди. Эти двое явно не принадлежат к их числу. Стало быть, Красный террор пожрет их так же, как он истребляет всех слабых и нерешительных. После сегодняшнего вечера их полезность для дела революции резко уменьшится. Их жизнь потеряет всякую ценность.

Он легко прикоснулся к плечу Майкла. Он знал, что Майклу нравятся прикосновения мужчин, и постарался превратить его в нежное поглаживание.

— Ты отлично поработал. Теперь тебе надо подкрепиться и отдохнуть. Я уеду раньше, чем вы вылетите на операцию. Так что заранее прощаюсь с вами и желаю вам удачи.

Они все вместе зашагали к двери в задней стене сарая, но Майкл остановился на полдороге.

— Я бы хотел еще раз взглянуть, как Бен установил баллоны с газом, и самому все проверить, — застенчиво проговорил он. — Я хочу лично убедиться, что все в полном порядке.

— Ты абсолютно прав, товарищ, любое дело следует доводить до совершенства, — согласился Рамон. — Мы приготовим тебе поесть. Приходи на кухню, как только закончишь.

Они понаблюдали, как он залез в кабину «Центуриона» и начал проверять оборудование, затем вдвоем направились к выходу.

Рамон распахнул маленькую дверь в задней стене ангара, они с Беном вышли на яркий солнечный свет и нос к носу столкнулись с Шоном Кортни, который стоял, пригнувшись, у стены слева от двери и смотрел прямо на них.

Всего шесть футов пространства разделяло Района и Шона, и они мгновенно узнали друг друга. Рука Шона метнулась под пиджак, его тяжелый револьвер будто сам впрыгнул ему в ладонь. Ему понадобилась какая-то неуловимая доля секунды, чтобы нажать на курок, но и этого времени хватило Рамону, чтобы дернуть Бена Африку за руку и заслониться им, как щитом. Вспышка от выстрела была столь яркой, что ее видно было даже на солнце, и пуля Шона врезалась в тело Бена.

Пуля со смещенным центром тяжести угодила ему в левый локоть, раздробила ему бок. Входное отверстие было величиной с рюмку для яйца. Пуля ударилась о последнее ребро и стала распадаться на части. Кусок медной оболочки вклинился между позвонками, повредив спинной мозг.