– Бен, я должна тебя предупредить. Все Кортни испытывают к тебе и к нашей матери самую настоящую ненависть. Твой отец был в свое время осужден за убийство второго мужа бабушки, то есть я хотела сказать, мужа Сантэн Кортни-Малькомесс.
– Я знаю.
– Мы с тобой никогда не сможем поддерживать какие-либо отношения в Южной Африке.
– Да, я понимаю.
– Если бабушка или отец узнают, что ты у нас работаешь – я просто не представляю, что может тогда произойти.
– Ну, от меня они, по крайней мере, ничего не узнают.
– Если бы это зависело от меня, я бы не… – она запнулась, затем понизила голос. – Бен, прошу тебя, будь осторожен. У нас никогда не было возможности стать близкими людьми; между нами пропасть, которую нам не суждено преодолеть. И все же ты мой брат. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
– Спасибо тебе, Белла. – Он все еще слегка улыбался, и она знала, что ей не удастся проникнуть через эту завесу, что бы она ни предпринимала.
Поэтому она негромко продолжила:
– Я сообщу Майклу о твоем приезде. Пожалуйста, поверь, что я готова помочь тебе, чем только смогу. Если я понадоблюсь тебе, свяжись с Майклом. Будет лучше, если мы не будем встречаться после твоего возвращения в Южную Африку.
Тут выдержка изменила ей; она уронила книгу, которую держала в руке, и порывисто обняла его.
– Ах, Бен, Бен! В каком ужасном мире мы живем. Мы ведь брат и сестра, и тем не менее… Это так жестоко, так бесчеловечно – я так ненавижу все это.
– Возможно, нам удастся изменить этот мир. – Он на мгновение прижал ее к себе, и они тут же отстранились друг от друга.
– Ты многого не знаешь, Бен. Существуют силы, над которыми мы не властны. Если мы бросим им вызов, они нас раздавят. Они слишком могущественны.
– И все же кому-то надо попробовать.
– Господи, Бен. Я прихожу в ужас, когда ты так говоришь.
– До свидания, Белла, – печально произнес он. – Думаю, мы могли бы стать хорошими друзьями – но, увы, жизнь распорядилась по-иному. – Он поставил роман Гордимер обратно на полку и, не оглядываясь, вышел из магазина на шумную Пикадилли.
* * *
По сложившейся многолетней традиции Изабелла, приезжая в Йоханнесбург, всегда останавливалась у Гарри и Холли.
До того, как Холли бросила работу и целиком посвятила себя мужу и детям, она считалась одним из ведущих архитекторов страны. Многие проекты удостаивались международных премий. Когда же они решили построить собственный дом, Гарри, который никогда не скупился в подобных случаях, предоставил ей неограниченный кредит и подбил ее на создание своего последнего шедевра. В итоге ей удалось столь впечатляюще совместить роскошь и простор с оригинальностью и безупречным вкусом, что Изабелла просто душой здесь отдыхала. Их дом стал ее излюбленным прибежищем; она предпочитала его даже Велтевредену.
В это утро вся семья, как обычно, завтракала на искусственном островке посреди миниатюрного рукотворного озера. В такие благословенные минуты, когда встающее из-за холмов солнце превращало все вокруг в сплошное сияющее великолепие, крыша пагоды отодвигалась с помощью специальных электрических механизмов, и над их головами не было ничего, кроме прекрасного утреннего неба. На берегах озера расположились на отдых стаи розовых фламинго; никто их сюда не загонял, они сами, по собственной инициативе, прервали свой дальний перелет, соблазненные этой сверкающей полоской открытой воды.
Старшие дети были уже в школьной форме, готовые отправиться на свою ежедневную нелегкую службу. Изабелла кормила последнее приобретение семейства Гарри, свою очаровательную годовалую крестницу – занятие, от которого обе получали несказанное удовольствие. Оно пробуждало в Изабелле все ее безжалостно подавляемые материнские инстинкты.
Во главе стола восседал сам Гарри, без пиджака, в широких ярких подтяжках; он только что раскурил первую за наступивший день сигару.
– И он еще упрекал меня в брезгливости! – возмущалась Изабелла, засовывая в рот крестницы полную ложку яйца всмятку и вытирая ее крохотный подбородок, на который пролилось то, что не поместилось во рту.
– Брезгливость тут совершенно ни при чем! – чересчур громко протестовал Гарри. – У меня только на утро назначено пять встреч, а вечером еще и благотворительный бал Холли. Поимей совесть, Белла.
– При желании ты мог бы отменить любую из этих встреч, – указала Изабелла. – А то и все сразу.
– Послушай, душечка, там будет столько разных политиков и генералов, что мое отсутствие пройдет абсолютно незамеченным. В этой толпе мне решительно нечего делать.
– Нечего меня обзывать всякими там ирландскими словечками, черт побери. Никакая я не «душечка», а вот ты просто-напросто увиливаешь, плюшевый мишка, и мы оба прекрасно это понимаем.
Гарри громко загоготал, обычный его прием, чтобы скрыть смущение, и повернулся к Холли.
– Солнышко, так во сколько, ты говоришь, нас ждут там сегодня вечером? – Но Холли была целиком на стороне Изабеллы.
– Почему ты заставляешь Беллу заниматься этим кошмарным делом вместо себя? – сердито спросила она.