Они молчали, все четверо. Жрец молчал, потому что сказал все, что требовалось. Главк с женой молчали, сокрушенные приговором. Сизиф молчал по-своему, как умел только он.
«Боги есть боги, — говорило его молчание. — Но я все-таки попробую».
Кто первый сказал в Эфире, что Главк бесплоден? Кому? Скорняк кузнецу? Прачка стряпухе? Старуха молодке? Какая разница, если в самом скором времени об этом болтал весь город. Воля богов — материя тонкая, волю можно толковать на все стороны. А глас народа — другое дело. Молва выбралась за стены, ринулась на юг, по Пелопоннесу, на север, в Беотию и Фессалию.
Теперь о бесплодии Главка знали все.
За девять месяцев до рождения Алкимена, первенца в Главковой семье, дворец посетил знатный человек с Родоса. Был пир, много вина. Были свирельщики, шуты, танцовщицы. Гостю отвели отдельные покои в дальней части дома. Глубокой ночью туда проскользнула женщина, пряча лицо под накидкой.
Лицо, имя, намерение. Ничего не спрячешь во дворцах.
Кто первый сказал, что Эвримеда разделила ложе с родосцем? Кому? Служанка метельщику? Раб свободному? Плотник ткачихе? Какая разница, если ребенка носить долго, а у сплетни ноги быстрей, чем у лани? Когда родился Алкимен, последний нищий в Эфире знал, чей он сын. Знал и восхищался житейской мудростью Сизифа, равно как и хладнокровной предприимчивостью Главка — последний во всеуслышанье объявил ребенка своим.
Позже родился Делиад. Пирен. Гиппоной.
Дети есть дети. Правитель нуждался в сыновьях. «Богов не обмануть! — хохотала Эфира. — О, богов не обмануть!» Живя торговлей, город понимал, что в мире нет обмана, есть только условия сделки.
Над жрецом, объявившим волю Зевса, потешались.
Жрец молчал.
— Кроме Сизифа, меня и Эвримеды правду знала Меропа, твоя бабушка.
— Бабушка? Почему бабушка, отец?!
— Без нее мы бы не справились. Это она поила мою жену снадобьями. Выбирала дни, когда чрево остается пустым, что ни делай. Подмешивала гостям в вино кое-что, от чего гость спал как убитый. Затем он просыпался рядом с Эвримедой. Верил каждому ее слову о прошедшей ночи. Как тут не поверить? Возразить, что ничего не было? Что ты, пьяный мерин, храпел рядом с красивой, готовой отдаться тебе женщиной? Такой позор не снести самому отъявленному силачу.
— Но как же тогда родились мы? Я — ладно, про себя я все знаю. Но Алкимен? Делиад? Пирен? Если они дети моей мамы, то от кого?
— Ты глупей, чем я думал. Они мои сыновья.
— Твои?!
— Да. Моя плоть и кровь.
— Но ты бесплоден, отец!
— Почему? Потому что так говорила прачка стряпухе?
— Потому что такова воля богов!
— Боги не сказали, что я бесплоден. Боги сказали, что я умру бездетным. Не стану отпираться, вначале я понял их так же, как и ты. Умру бездетным? Что это, если не бесплодие? Но позже выяснилось, что мое семя приносит плоды.
— Рабыни? Служанки?
— Нет. Не скажу, что я не знал женщин кроме Эвримеды. Но они не подарили мне детей. Это укрепило меня в мысли о бесплодии. Первые два года семейной жизни Эвримеда тоже проходила пустой. А потом она понесла Алкимена. Не от гостя, от меня. К родосцу она шла, уже будучи в тягости.
— Зачем же он тогда был нужен? Родосец?
— Это была идея твоего деда. Слухи обо мне также распространяли его люди. Главк умрет бездетным? Разумеется. Откуда дети у Главка? У холощеного пустоцвета?! Все они — приемыши, сыновья Эвримеды от разных отцов. Легенда рядилась в правду. Таким образом твой дед скрывал от людей и богов, что я плодовит. Ты же помнишь? Умереть бездетным — мы понимали это, как бесплодие. Воля богов? Она свершилась. Все слышали? О, слышали все, от Эфиры до Олимпа. Когда бы я ни умер, я бы умер бездетным, чтобы приемыши благоденствовали.
— Но ты жив. Ты пережил всех их.
— Да. Я жив, мои мальчики мертвы. Главк Эфирский умрет бездетным? Теперь я понимаю истинный смысл воли небес. Судьба — насмешница, Гиппоной. Но соль ее шуток раскрывается не сразу.
— Зачем ты мне все это рассказал?
— А ты как думаешь?
— Чтобы я узнал: я вам не родной. Они родные, я нет. Но я знал это и раньше.
— Подумай еще раз. Это неправильный вывод.
— Чтобы я узнал, что я вам родной?
— Продолжай.
— С чужим ты бы не поделился семейной тайной. Ты и мама. Вы бы молчали до последнего. Значит…
— Ты нам родной. Кто бы тебя ни родил, кто бы тебя ни принес — родной. Неродной бы ничего не понял, а ты понял. Ты сын Главка и Эвримеды. Внук Сизифа. Береги себя, парень.
Он назвал меня парнем. Так звал меня дедушка. Отец — никогда раньше.
— Береги себя, понял?
— Да, отец. Я постараюсь.
— Стараться не надо. Просто сделай это. Живи долго и позволь мне уйти первым. В глубокой старости, разумеется. На меньшее я не согласен. Главк Эфирский не умрет бездетным. Воля богов? Сделай все, чтобы она не исполнилась.
Отец встал:
— Да, еще. Я хочу внуков. Запомнил?
4
Каков их гнев?!
Дорога.