Золотой лук. Книга I. Если герой приходит

— Эгина любила принимать этот облик, — Асоп сбросил край плаща с головы. Открыл лицо: мрачное, исчерченное глубокими морщинами, как земля, иссушенная зноем. — Струйка песка, вот кем была она. Песок и бурые пятна, словно вода пролилась. Голова же черная, как ночь. Разве это не прекрасно?

— Видел! — завопил я. — Дедушка, я ее видел!

Не знаю, насколько меня спасало мое укрытие. Скорее всего, меня просто не замечали. Вот, заметили.

— Дедушка! Ее нес орел!

Два дня назад нас с братьями возили на границу с сикионскими владениями. Там, на обильных лугах, паслись папины табуны. Главк Эфирский, сам известный лошадник, хотел, чтобы сыновья выросли достойными отца. Нас частенько отправляли на пастбища под присмотром опытных дядек — слушать рассказы табунщиков, чинить колесничную упряжь, смотреть, как случают кобыл и жеребцов, как кобылы жеребятся. Поздним вечером, устав от дневных трудов, я сбежал на берег Асопа — да-да, этого самого! — и увидел, как орел взмывает из камыша в небо, держа в когтях змею. Змея билась, вырывалась, пыталась спутать орлу крылья. Ничего не вышло — в скором времени птица растворилась в небе, унося добычу в сторону Саронского залива[41].

В багряных отблесках заката мне почудилось, что перья орла горят, трепещут языками живого огня.

— Песок! Она была цвета песка. Черная головка…

— Замолчи!

3 Можно ли испепелить реку?

Впервые в жизни дедушка кричал на меня.

— Но я видел, — я замер, как громом пораженный. — Я правда видел…

— Закрой рот!

Ну, закрыл. Пусть сами разбираются.

— Глупый ребенок, — Сизиф спустился еще на одну ступень. — Он ничего не говорил, не так ли, Асоп? Он молчал как рыба. Кому интересна детская болтовня? Только не нам.

— Он молчал, — согласился бог. — Ты не только хитер, но и мудр.

— Но ты не уйдешь отсюда без ответа. Змея песочного цвета? С черной головой? Твою дочь, Асоп, сын Океана, похитил великий Зевс. Думаю, ты скоро станешь дедом, как и я. Или пеплом, если захочешь наказать похитителя. Как полагаешь, можно испепелить реку?

Нельзя, подумал я.

— Можно, — ответил Асоп. — Если это Зевс, можно все. Я поклялся, что похититель ответит передо мной. Впервые я дал ложную клятву. Зевс не ответит, и уж тем более не передо мной. Даже рискни я пожаловаться своему седому, своему могучему отцу… Океан не вмешивается в мелкие распри, а для него все распри мелкие. К тому же мой отец не посещает собрания богов. Зевс ему племянник, но это ничего не значит. Оракул не солгал, Сизиф, сын Эола. В твоем дворе я узнал правду.

— От меня, — напомнил дедушка.

— От тебя. От кого же еще? Тут больше никого нет.

— Никого, заслуживающего внимания.

— Это правда.

Лучше бы меня выпороли вожжами! Кто ты, Гиппоной? Никто, пустота, не заслуживающая внимания. Задыхаясь от обиды, я уже был готов выкрикнуть оскорбление, не думая, кто передо мной: бог ли, царь! Но следующие слова Асопа отрезвили меня лучше, чем ушат ледяной воды, вылитой на голову. Не знаю, может, это и был ушат воды. Все-таки надо помнить, что в наш двор пришла река.

— Я не прощу, — сказал Асоп. Речной запах усилился, я задыхался. — Я не прощу похищения дочери, но и Зевс не простит. Меня за то, что я поклялся мстить. Месть невозможна, но его это не остановит. Ему достаточно произнесенных слов. Ты тоже произнес слова, Сизиф. Ты и никто иной назвал мне имя похитителя. Чем мне заплатить тебе за доброту? Если я расплачу́сь с тобой, любому станет ясно, что правду я узнал от тебя и только от тебя. Чего стоит твоя правда?

— Правда — живительный родник. Заплати мне таким же источником.

— Объяснись.

— В моем акрополе нет источника свежей воды. Мы спускаемся вниз, к роднику. Приди враг, запрись мы в крепости — без воды воинам Эфиры не выдержать осаду. Ты можешь снабдить акрополь источником, сын Океана?

— Это наилегчайшее из того, что я готов сделать для тебя. Где мне разместить выход для воды?

— Возле Пропилей. Это по дороге от главной площади к Лехейской гавани.

— Хорошо.

— Я велю украсить твой источник белым мрамором. Я построю водоем, куда будет стекать вода. Это будет сладкая вода, Асоп?

— Слаще любой другой. Более того, если раскаленную медь окунут в эту воду, медь приобретет особую, редкую окраску. Такую медь станут звать эфирской. Мне очень жаль, Сизиф. Я навлек на тебя кару, сам того не желая. Полагаю, тебя накажут.

Дедушка кивнул:

— О да, меня накажут. У Зевса есть тысяча причин, чтобы наказать меня. Одной больше, одной меньше — какая разница? Я благодарен тебе, Асоп, сын Океана. Я благодарен каждому, кто добавит Олимпу новую причину наказать старого Сизифа. Не веришь?

Асоп пожал плечами:

— Не верю.

И исчез. Лишь илистая лужа осталась на том месте, где только что стоял бог.