Золотой мальчик

Он ушёл, а мы с Артуром долго вспоминали детали разговора, спорили, обсуждали те сведения, которые нам сообщил Соколик, сопоставляли, тщательно строили и тут же безжалостно разрушали всевозможные версии.

Но как ни странно, ближе к разгадке мы не стали. По крайней мере, так нам казалось. Было ощущение, что мы ходим с чем-то рядом, остаётся только заметить это, выделить. Это так же, как вспомнить слово, которое вертится на языке, крутится в голове, мелькает в глазах, но ты никак не можешь его вспомнить, хотя точно, абсолютно точно знаешь, что ты именно ЗНАЕШЬ это слово. Так и в этом случае. Я точно знал, что мы должны знать, и скорее всего знаем, только, возможно, сами об этом ещё не догадываемся.

Как минимум я был уверен в том, что теперь все карты на столе, надо только правильно сложить пасьянс, а вот именно это нам пока и не удаётся. Спать мы так и не легли, а с утра я засел звонить полковнику Михайлову, докладывать о ночном визите Соколика.

Валерий Соколов, по прозвищу «Соколик» Московская область, станция Опалиха Улица Дачная, дом 19 Среда, 11 марта. 3 часа 55 минут

Где-то тявкнула собака. Негромко. Всего разочек тявкнула, но мне этого было достаточно, чтобы мгновенно проснуться. Я вскинул руку и глянул на светящийся циферблат. Так и есть — без пяти четыре утра. За долгие годы моей беспокойной службы чего только не было! И в засадах часами сидеть приходилось, и охрану нести, и на посту стоять. Естественно, я усвоил, что время с четырёх до шести утра — самое сволочное для дежурства, и его не зря называют "собачьей вахтой". В это время особенно хочется спать. И в это время «форточниками» совершается большинство квартирных краж.

Даже Гитлер на Советский Союз напал в четыре утра. Так что время это факт общеизвестный, но у меня за долгие годы преодоления этого времени выработался на него своеобразный иммунитет, у меня как раз в это время обостряются все чувства. Я просыпаюсь на малейший шорох, малейший посторонний звук. Вот как с этой, скорее всего во сне тявкнувшей собакой. Ей, наверное, приснилось, что она зайца загоняет, а я сразу вскочил.

Я полежал ещё немного с открытыми глазами, прислушиваясь, но всё было тихо и спокойно. Я в последние недели вертелся, как бес перед заутреней, поэтому повернулся на правый бок, подтянул колени повыше и закрыл глаза, надеясь уснуть. На кровати рядом посапывал под кучей одеял Славка. Я навалил на него всё, что было можно, в домике было холодновато, а топить я не рискнул, Опалиха — посёлок в основном жилой, и только частично дачный, да и до дачного сезона ещё далековато и погода стоит такая, что впору на лыжах кататься, за городом снег и вообще не таял. Я когда-то, ещё в школе, ходил в эти места в походы. Красиво тут — удивительно как. Это Славка меня сюда уговорил приехать.

Нас в подвале, в котором мы перед этим ночевали, едва милиция не накрыла, среди ночи завалились. Хорошо ещё, что я всегда осматриваюсь и пути к отступлению готовлю заранее, так что удалось улизнуть, но едва-едва. Прямо под самым носом у ментов. А потом пришлось остаток ночи по улицам бродить, в подъезды изредка заскакивая погреться. Славка уже дубака давать стал, тогда я рискнул, вспомнил, что есть у меня пара пузырей водки, завалились мы со Славкой в котельную, куда нас без разговоров, увидев пузырь, пустил смешной мужичок в рваной телогрейке и таких же рваных валенках.

Мы наплели ему, что беженцы, мотаемся в Москве без жилья, вот собираемся к родне ехать. Он покивал головой, махнул рукой, что могло одинаково обозначать и сочувствие, и полное равнодушие, а главное, разрешение остаться. В котельной было тепло, мужик выложил на шаткий столик нехитрую закуску: несколько отварных картофелин, хлеб, соль и початую бутылку водки, смущённо разведя руками, мол, не обессудьте. Я добавил к этому натюрморту пару банок мясных консервов, и мы приступили к трапезе, отогреваясь и снаружи, и изнутри. Мы с мужиком, которого звали Костей водкой, а Славка — горячим чаем, который быстро соорудил словоохотливый Костя.

Славка быстро наелся, напился горячего чая и сомлел, и Костя уложил его за гудящими котлами на продавленный диванчик, укрыв ватным одеялом, из которого клочьями лезла во все стороны начинка.

Славка сразу же уснул, а мы сидели, пили водку, усидели всё, что поставили на стол сначала, и я вытащил вторую свою бутылку. Костя рассказывал всякие байки про то, как он распрекрасно жил до перестройки, и сам во всё это не верил, мотая головой и постоянно улыбаясь. Наконец он запутался в своём безобидном вранье, окончательно позабыв кто кого бросил: то ли он жену, то ли жена его.

Он вдруг погрустнел, заскучал, глаза его подёрнулись печалью. Он замолчал, смотрел в темноту, за моё плечо, словно кого-то там видел. Мы допили водку и доедали остатки закуски, отложив часть на утро Славке.