Золотой момидзи

— Тем более что объём «приза» достаточно велик, по данным военной и политической разведки. Так, из телеграммы руководителя Токуму Кикан в Чите — полковника Хитоси Куросавы следует, что только в первой декаде марта 1920 года им успешно завершён вывоз 143 ящиков с золотыми слитками. Они полученынами от атамана Семёнова в качестве оплаты поставок по военным расходам.

Это примерно девять тонн золота. В переводе на нынешние цены — несколько десятков миллионов иен.

Золото переправлено из Харбина и Чанчуня без таможенной проверки как армейский военный груз. И доставлено по месту постоянной дислокации 14-й дивизии в префектуре. Если вы дадите указание, мы произведём более подробный учёт и оценку всех золотовалютных средств.

Куросава Хитоси (1878–1927), окончил офицерскую школу в городе Сэндай. Начальник разведывательных органов в Харбине, Чите, начальник Первого отдела Генштаба императорской армии. Генерал-лейтенант.

— Вы совершенно верно подметили, что русское золото является нашим «военным призом». А где конкретно оно хранится сейчас? — достаточно вежливо попросил уточнить Танака.

— На дивизионных складах в районе Кикудзи, что неподалёку от станции Уцуномия в префектуре Тотиги, — кратко доложил полковник.

Генерал удовлетворённо улыбнулся. Оперативность в работе армейских разведывательных органов придала дополнительный импульс хорошему настроению. Он отметил:

— Прекрасно. Полковник Куросава молодец! По вопросу использования средств, находящихся на хранении в дивизии, я посоветуюсь с генералом Яманаси. А вам, дорогой Осима-сан, необходимо направить указание командиру соединения строго ограничить доступ к сведениям об этом «военном призе».

Докладную записку-рапорт о результатах наших мероприятий в отношении русского золота, как только документ будет готов, прошу сразу представить мне, — дал указания командующий, пребывавший в приподнятом настроении после состоявшегося разговора.

— У меня ещё один небольшой вопрос, господин генерал, — осторожно обратился к Танаке полковник. — По информации полицейского ведомства, в Русское посольство из Владивостока прибыли двое сотрудников бывшего царского Министерства финансов. Они планируют осуществить переговоры с японскими банками синдиката «Тодзай» по сверке использования счетов Главного артиллерийского управления. Военный агент генерал Подтягин уже запросил согласие нашего ведомства на их проведение.

— Что вас беспокоит, полковник?

— Ситуация выглядит несколько странно, — задумчиво произнёс Осима. — Сейчас не самое подходящее время для банковской сверки. Кроме того, полномочия этих русских подтверждены только военным агентом.

Полицейское наблюдение установило, что они проводят многочисленные встречи как с русскими офицерами, прибывшими в Японию вместе с генералом Розановым, так и с японцами, которые участвовали в эвакуационных мероприятиях остатков армии адмирала Колчака…

— Как я понял, есть основания подозревать их как имеющих особое поручение по выяснению обстоятельств переправки нами русского золота в Японию?

— Нет, пока конкретные основания не просматриваются. Однако бдительность в этом деле вещь нелишняя, — деликатно закончил свою мысль разведчик.

Командующий на несколько мгновений задумался, но тут же произнёс:

— Хорошо, согласен. Подключите к работе токко и сотрудников нашего Жандармского управления для совместного негласного наблюдения за этими русскими. Хотя я не вижу чего-либо странного в том, что они встречаются со своими соотечественниками в Японии. Русские, как и мы, страдают вдали от Родины. Мы все, уважаемый Осима-сан, больны болезнью, название которой ностальгия.

Наружку надо ориентировать, прежде всего, на выявление их контактов с японскими подданными.

Что касается просьбы генерала Подтягина, её желательно удовлетворить… Несмотря на то, что его официальный статус довольно необычен, сам он достойный офицер. И в этих непростых для его Отечества обстоятельствах продолжает выполнять поручения, возложенные на него его бывшими командирами. Он настоящий самурай, — заключил Танака.

Токио. Кафе «Ренуар». Тот же июль 1920 года

Журналист в Японии — очень уважаемая фигура. Здесь это не столько профессия, сколь образ и стиль жизни. Журналистами становятся лишь высокообразованные японцы, а не просто выпускники университетов. Ведь в Японии они являются носителями и хранителями редкого и сложного иероглифического языка. Причём должны знать его намного лучше, чем позволяет уровень академического минимума.

Сам современный минимум для выпускников высшей школы законодательно утверждён правительством Японии в 2010 году в объёме 2 136 иероглифических знаков.

Однако мастерам пера этого недостаточно.