Он уселся посреди всего этого и грыз по очереди то яблоко, то цветную капусту. Попи находилась всего в нескольких шагах от него, прижав морду к холодному полу и распластав передние лапки.
Мысли ее смешались от страха. Она глядела на Ухуу фиолетовыми глазами, взъерошив шерсть на затылке.
Вскоре Ухуу перестал есть и принялся катать по полу большую тыкву. В сумерках слышалось лишь поскрипывание катавшейся тыквы и топот босых ног Ухуу.
Потом тыква закатилась в темноту, под стол, и Ухуу потерял ее. Он остановился. Видимо, сумерки испугали его.
В окно задней комнаты сквозь красное стекло светила вечерняя заря. Эта комната по вечерам была светлее, и оттуда через открытую дверь падала полоса бледного света.
Ухуу недоверчиво остановился на пороге. Потом он сделал несколько шагов, и Попи увидела, как его тонкий голый хвост исчез за порогом комнаты. Послышался шорох одежды и одинокий смешок Ухуу, затем все смолкло.
Попи долго ждала с колотившимся от страха сердцем, но тишина по-прежнему не нарушалась. Потом она тихонько выползла из-под сундука и боязливо приблизилась к порогу двери в другую комнату.
Сквозь разноцветные стекла в комнату проникала узкая полоса темно-красного и темно-фиолетового света вечерней зари. Под пурпурным балдахином на кровати Господина сидел Ухуу, напялив на себя халат Господина и его ночной колпак, высоко подняв воротник, и спал.
Попи несколько минут неподвижно глядела на него, подняв морду к постели. Потом она снова тихонько отступила к сундуку и, дрожа, залезла под него подальше.
Ее маленькие мозги не справлялись со всем этим. Но происходило что-то ужасное, что-то непонятное, а она, распластанная, дрожала под сундуком.
Когда и как это произошло? Попи постаралась припомнить: Господин ушел из дома, она сидела и ждала Господина. Потом солнце исчезло, поднялся ветер, комната пожелтела, Ухуу прыгал в клетке.
Но что случилось
Где Ухуу? Разве это Ухуу, что сидит там под балдахином, в желтом халате и красном колпаке?
В комнате стояла кромешная тьма, на дворе тоже. Ветер задувал в окна и стены. Потом стал накрапывать дождь, он шел сначала тихо, а потом все сильнее, — и так несколько часов.
«Где теперь Господин? — подумала Попи. — Куда он пошел? Где остался? Придет ли он?»
И Попи всю ночь бодрствовала возле холодной стены, дрожа от холода и страха. Она слушала печальный шум дождя и ждала Господина. А Господин не шел — он не пришел уже никогда.
Лишь на заре Попи вздремнула минутку. И ей приснился сон. Был вечер, они с Господином шли домой. Небо было закрыто пепельно-серыми, низкими тучами. Сумеречные улицы темнели все больше.
Попи не знала, откуда они шли. Они уже долго были в пути. За улицей начинался рынок, за рынком снова улица, а они все еще были далеко от дома.
Попи устало переваливалась с одной кривой лапы на другую, ковыляла по бесконечным грязным улицам. Странно — всюду было так серо и пустынно.
Господин шел перед ней, сгорбившись и опустив голову. Он шагал устало, ведя Попи за поводок, не оглядываясь и не останавливаясь.
Каким маленьким и тощим сделался Господин! Его черный кафтан волочится по земле, а головы даже не видно под кожаной шапкой.
Попи чувствовала все большую усталость. Она все дальше отставала от Господина. Поводок натянулся, и державшая его рука Господина тоже оттянулась назад. А сам он шагал безостановочно, не оглядываясь.
Попи разглядывала в вечерних сумерках руку Господина. Она была маленькая и волосатая. Пальцы черные, с длинными когтями. И вдруг Попи стало жутко.
Откуда и куда они шли? И кто вел Попи на поводке?
Безымянный страх охватил Попи посреди серой, безжизненной улицы. Она дрожала всем телом и не в силах была идти. Но шедший впереди тащил ее, не оглядываясь и не останавливаясь.
Так прошли они еще несколько саженей. Попи слабела все больше и не столько шла, столько волочилась по земле. Ошейник сдавил ей горло, кожа на лбу сморщилась, так что трудно было держать глаза открытыми.
И вдруг она в ужасе поняла: нет, это не Господин! Она уперлась лапами, и когти ее заскрежетали по камням. Поводок почти отрывал ей голову.
Тогда шедший впереди впервые оглянулся, и Попи увидела его лицо…
С жалобным визгом Попи выскочила из-под сундука и, вся дрожа, стала посреди комнаты. И в тот же момент она увидела Господина в будничном кафтане и ночном колпаке, стоявшего на пороге задней комнаты и державшегося за косяк.
С проблеском радости в душе Попи несколько мгновений недоуменно глядела на него. Но потом шерсть вздыбилась на ее затылке и в глазах отразился безграничный ужас.
Это был тот же, кого она увидела во сне!
С этого дня началась их совместная жизнь. Это была действительность, более призрачная, чем сон, и сон, более ужасный, чем действительность.
Попи не знала, где кончались границы яви и где начиналось сновидение. Она никому уже больше не доверяла и жила изо дня в день, дрожа между двумя крайностями.