Золотой отсвет счастья

— Да. Грязное дело, не могу не согласиться. Запах от судна, везущего «партию» живого товара, распространяется на полмили в открытом море. Мужчин, женщин набивают в трюмы как сельдь в бочки. Но только не на судах Сокольничего. Свою «черную» добычу он бережет. Покупает самых крепких и сильных, обеспечивает всех пресной водой, нормальной пищей, даже на воздух выводит во время морского перехода. Разумеется, не сам лично. Его корабли доставляют рабов вдвое меньше, зато все остаются живы, и все расходы по их содержанию с лихвой покрываются ценами, которые готовы платить местные хозяева.

У Бесс мурашки побежали по коже.

— Извлекать выгоду за счет человеческих страданий… Даже животные не способны на это, — сказала она. — Ненавижу рабство, и ненавижу работорговцев.

— Ах, Бесс, дорогая моя, было бы на свете побольше таких, как ты, и поменьше таких, как Сокольничий, — вздохнул Кинкейд. — Впрочем, нам придется иметь с ним дело, если мы хотим достичь своей цели.

— Но почему? Почему придется?

• — Какая ты наивная, Бесс. Когда оказываешься в чужих водах, лучше сразу выйти на самую хищную акулу. А если мы отыщем клад, ты сможешь очистить свою совесть, купив десяток рабов и немедленно освободив их.

— Ты меня за блаженную принимаешь или за дуру, — тихо сказала Бесс.

— Ничего подобного. Но ты должна понять, что в одиночку мир нельзя изменить. Рабство существует веками и существует всюду — от Китая до Африки. Людской алчности нет предела.

— Значит, ты считаешь, что хороших добрых людей вроде нашего Руди можно держать в скотских условиях, пороть кнутом, как…

— Я сам был в рабстве, — оборвал ее Кинкейд. — И я был под кнутом. И мы оба прекрасно знаем, кто держал его в руках.

— Тебя секли не за то, что ты батрак, — возмущенно бросила в ответ Бесс. — Тебя секли в наказание — за конокрадство… а также во избежание виселицы.

— Ну да, — горько заметил он. — Это будет мне утешением, когда в сырую погоду разболятся мои раны. — Он протянул руку. — Давай золото, госпожа нанимательница.

Слезы готовы были брызнуть из ее глаз.

— Кинкейд, прости… прости меня за ту боль. Она встретила его сверкающий от гнева взгляд.

— Но ведь ты сделаешь это вновь?

Бесс была поражена глубиной его переживаний. Горечь, обида, негодование — он не скрывал ничего.

— Если тебе придется сделать это — сделаешь, так ведь? — настаивал он.

— Да, — пересохшими вдруг губами сказала Бесс.

— Тогда ты не имеешь права задавать вопросы. Я делаю то, что считаю нужным.

Дрожащими руками Бесс развязала шнурок, на котором висел кошелек с ее богатством — золотой ягуар, оставшиеся монеты, кое-какие драгоценности.

— Кинкейд…

Лицо его окаменело, карие глаза смотрели отчужденно. Трудно было поверить, что перед ней тот самый мужчина, с которым она всего несколько минут назад зашла в каюту.

— Жди меня здесь, — приказал он. — Я вернусь, как только закончу дела с Сокольничим.

— Кинкейд, честное слово, я не хотела…

— Мы как кремень и сталь. Мы не можем долго быть вместе без того, чтобы не схлестнуться. А я уже не в том возрасте, чтобы ломать себя — и, боюсь, ты тоже.

Бесс молча проводила его глазами. Несколько недель между ними не было и намека на ссору, и вот, пожалуйста, — Кинкейд взорвался, как китайская пороховая шутиха.

— До чего несовершенные существа эти мужчины, — наконец пробормотала она в задумчивости. — Все с ног на голову перевернут.

Спустя три часа немолодой человек, известный под именем Сокольничего, держал на своей белой холеной ладони фигурку золотого ягуара.

— Прелестно, — пробормотал он, осторожно поворачивая статуэтку. — Мне уже приходилось видеть такую изысканную работу. — Он обезоруживающе улыбнулся Кинкейду. — Где, вы говорите, раздобыли эту вещицу?

— Я ничего не говорю, — ответил Кинкейд. Хозяин взял увеличительное стекло и стал разглядывать все до мельчайших подробностей.

— Не соблаговолите ли просветить меня, — не отрываясь от лупы, произнес он, — как вам удалось попасть на борт «Алого Танагра». Насколько мне известно, у капитана Кеннеди возникли своего рода осложнения в Чарльстоне.

— Можно сказать и так.

Осведомленность Сокольничего настораживала. Когда судно выходило из Чарльстона, Кеннеди и его ребята уже доживали последние часы перед казнью, рассуждал Кинкейд. Кроме того, «Алый Танагра» никогда не плавал под своим именем. Кеннеди предусмотрительно менял названия, наверное, до дюжины раз замазывая старое и выводя поверх новое. Когда шхуна попала Кинкейду в руки, она именовалась «Шарлоттой». Буквы эти теперь были стерты. Так что узнать безымянный парусник мог только человек, знакомый и с Кеннеди, и с его промыслом.

Сокольничий осторожно поместил ягуара на деревянный столик, где лежали другие драгоценности Бесс.

— Известно ли вам, что ягуар этот перуанской работы? — поинтересовался Сокольничий. — Вероятнее всего, он попал оттуда по испанским тропам через джунгли Панамы. Сокровища из древних индейских гробниц. Но этот экземпляр на редкость хорошо сохранился.

— Что вы скажете об остальных драгоценностях?

— Все подлинные. Чистой воды камни, золото — словом…