Читаем Золотой павлин Сабатеи полностью

Золотой павлин Сабатеи

— Тащите его в шатер! — распорядился варвар. — Я с ним поговорю.

Глава четвертая

Конан вновь вернулся к шатру Джунгир-хана, но застал там ту же картину: растерянный юноша безуспешно пытался привести в чувство Испарану.

— Они убили ее, — горестно поторял он, — она мертва.

— Подожди, не каркай! — прикрикнул на него варвар.

Он нагнулся над женщиной и приложил ухо к ее груди.

— Дышит! Нергала тебе в задницу! — Он обернулся к Джунгир-хану. — Скорее всего, это сонный порошок. Я думаю, он был предназначен в первую очередь для тебя.

— Но ты ведь тоже пил вино, — чуть не плача, протянул юноша.

— Чтобы меня свалить, надо гораздо больше, — огрызнулся Конан, успев при этом подумать, что это, видимо, перстень сослужил ему добрую службу.

Варвар уложил Испарану поудобнее на мягкие подушки у дальней стенки шатра и гаркнул:

— Ведите его сюда!

Занавеска раздвинулась, и двое туранцев вытолкнули на середину человека, который совсем недавно приносил им вино. Увидев его, Джунгир отшатнулся и взглянул на варвара:

— Это он?

— Сейчас все узнаем, — зловеще пообещал варвар и направился к пленнику. Тот поднял окровавленное лицо — солдаты постарались, когда вели его к палатке, — и, еле шевеля разбитыми губами, прошептал:

— Я скажу все, только оставь мне надежду… — Он закрыл лицо руками и зарыдал, как ребенок.

— Хватит выть! — Киммериец пнул его носком сапога. — Давай быстро говори, а не то я нарежу ремней с твоей спины и повешу тебя на них. Расскажешь нам все, может быть, останешься жив. — Он поднес свой внушительный кулак к носу пленника. — Все, ты хорошо понял?

Всхлипывая и размазывая по лицу кровь, Юлбаш рассказал все, что знал, начиная с подземелья Мусаиба. Киммериец слушал его, не перебивая, только временами хмурился, и желваки начинали ходить по его скулам.

Он понимал страдания этого несчастного, ему самому случалось испытывать нечто подобное. Варвар обернулся к Джунгир-хану. Тот в продолжение всего рассказа не проронил ни слова и сидел уткнувшись взглядом в пол.

— Видишь? — почти торжествующе спросил Конан. — Я был все-таки прав.

Юноша молча кивнул. Когда он поднял глаза на варвара, в них уже не было прежнего оттенка презрения и надменности. Видно было, что рассказ цирюльника потряс его до глубины души.

— Я ведь старше тебя. — Варвар нравоучительно поднял палец вверх. — Правда, всего лет на шесть, — уточнил он, — но порой и это много. Поживешь с моё, тоже будешь разбираться в людях.

Он не отказал себе в удовольствии добить этими словами своего недавнего недоброжелателя и жалел только о том, что Испарана, по-прежнему погруженная в сон, не видит его победы.

— Почему твоя сестра оказалась у него? — вновь повернулся Конан к цирюльнику.

— Ее насильно сделали наложницей одного чиновника, и она… Она… — Рыдания вновь душили Юлбаша. — Она отравила его.

— Всего трое твоих людей знают, в чем дело. Прямо сейчас я позову их, и вы по-тихому уйдете в горы. Там поживешь несколько дней, тебе это будет полезно, клянусь Кромом. Остальным объявим, что ты пал от рук наемных убийц, — торжественно сказал варвар, — а что происходит на самом деле, никто знать не будет. Даже Испарана, — захохотал киммериец, согнувшись пополам и хлопая себя ладонями по коленям. — Если проспит твои похороны, конечно, — добавил он, утирая выступившие от смеха слезы.

Джунгир-хан шутку не вполне оценил, как-никак речь шла о его собственных похоронах, но собрался на удивление быстро. Через некоторое время труп человека в ханских одеждах лежал в шатре, готовый к погребению, а варвар продолжал прерванный ужин, но уже в одиночестве.

— Сука шангарская! — с трудом разгрызая подгоревшее мясо, честил он Махтара. — Мало того, что человека безвинного загубил, так еще и баранину испортил, потомок вислозадого осла!

Глава пятая

Подходя к «Туранскому соколу», варвар услышал какой-то шум и грохот, доносившийся изнутри.

Он остановился неподалеку и прислушался: это вся таверна хором, стуча кружками, подхватывала припев известной песни, которую выводил чистый высокий голос.

«Подожду, — решил киммериец, — не буду портить хорошую песню».

Он прислонился к стене и слушал разухабистый мотив: