Золотой петух. Безумец

Вардан долго сидел, отдавшись грустным размышлениям. Воображение рисовало ему мрачную картину трагического бегства алашкертцев. «Дерево, которое не пустило корни глубоко в землю, неизбежно зачахнет. Наша нация на протяжении многих веков хирела и чахла, потому что армяне безрассудно покидали насиженные места и скитались с места на место. Ничто не могло образумить их. Вот они опять бежали! Естественно — дерево, которое не пустило корни глубоко в землю, не может устоять под натиском бури. Налетел ветер, разыгралась буря — и вырвала его с корнем».

Как живое вставало в памяти Вардана энергичное лицо Салмана, ему казалось, что он слышит пламенную речь восторженного юноши, и, как бы наивно она ни звучала порой, каждое слово в ней пылало жаром убеждения и шло от чистого сердца. Вспомнил он Мелик-Мансура, этого неугомонного искателя приключений, который любил бури жизни и всегда смело шел навстречу опасностям. Вспомнил старосту Хачо — доброго старика, всегда готового осушить слезы страдальцев. Вспомнил его сыновей: одни из них настолько свыклись с рабской долей, что утратили всякое достоинство и понятие о свободе, но в других нарастали протест и готовность к борьбе.

Блуждая в лабиринте воспоминаний, мысль его все время возвращалась к Лале.

Больной застонал, и Вардан подошел к нему; он тяжело дышал, метался и время от времени что-то невнятно бормотал в бреду. Вардан прислушался, но слов не мог разобрать. Через несколько минут больной успокоился; он приподнял голову, окинул блуждающим взглядом комнату и снова лег, закрыв глаза.

— Ах, если бы около меня был хоть один армянин… — простонал он.

— Я здесь, — ответил Вардан.

— Дай мне твою руку.

Вардан отшатнулся, на лице его выразилось отвращение.

— Где я нахожусь?.. Кто привел меня сюда?.. Кто спас меня из ада?.. Я плавал в огненном океане… мне было хорошо, очень хорошо. Драконы душили меня в своих объятиях… Вот они, вот, я вижу их. Вон там, вдалеке, они кружатся в пламени… Их целое полчище.

Больной устремил на Вардана мутный взгляд, но не узнал его и продолжал:

— Я заслужил самую страшную кару неба — огненную геенну… и благодарен за это… Я не удостоился земной славы, но в аду я превзошел многих грешников. Я встретил Васака, Меружана[51], Вест-Саркиса[52], Каина и многих других злодеев, и все они позавидовали мне. Ах, какое блаженство плавать в море огня, ощущать пламенный жар, гореть не сгорая… Как хорошо, что муки не имеют конца и длятся вечно…

Больной бредил, но Вардан понял, что его терзают муки раскаяния. Юноша почувствовал сострадание и, взяв больного за руку, сказал:

— Успокойтесь, эфенди, вы скоро поправитесь, ваши раны не так опасны.

— Я слышу знакомый голос.

— Это я, Вардан.

Эфенди вздрогнул, оттолкнул от себя руку Вардана и воскликнул:

— Не прикасайтесь ко мне, не оскверняйте себя… Я знаю, Вардан, вы человек добрый, но сердце у вас суровое. Соберите все ваше мужество — убейте меня, вы окажете этим мне большую услугу. Бросьте мое тело в Алашкертскую долину, которую я опустошил. Пусть звери растерзают меня. Но если у тебя хватит милосердия, то закопай мой труп в яму и засыпь землей. Оттуда моя душа найдет путь в преисподнюю, в обитель вечных мук. Но нет, нет… я не достоин армянской земли, мое тело осквернит ее…

— Успокойтесь, эфенди, — повторил Вардан, — я сделаю все, чтобы вы остались живы.

— Я думал умереть, навеки закрыть глаза, чтобы не видеть содеянного мной. Но провидение пощадило меня, сохранило мне жизнь, чтобы, глядя на разоренные деревни, на опустошенный край, я терзался вечным раскаянием… Оно обрекло меня на страшные муки. Я помогал истреблению целого края, но убить себя не смог…

Последние слова он произнес с глубокой горечью. Жизнь до такой степени тяготила его, что смерть казалась ему избавлением.

В это время проснулась хозяйка.

— Больному, как видно, плохо. Может, что-нибудь нужно? — спросила она.

— Ничего не надо, он бредит, у него сильный жар…

Курдка подошла к больному и, наклонившись над ним, впервые внимательно вгляделась в него.

— Я знаю его, это Томас-эфенди! — вскрикнула она.

— Он самый.

— Бедняга! Несколько дней назад я его встретила в горах. Он шел босой, с непокрытой головой, в изодранной одежде. Когда к нему приближались люди, он с криком убегал. Говорили, что он помешался.

Вардан вспомнил, что он тоже принял его за помешанного, когда увидел на скале.

«Но почему эфенди сошел с ума? Неужели этот развращенный человек мог сойти с ума от нравственных мук?» — подумал Вардан.

— Говорят, что эфенди любил одну девушку, которая бесследно исчезла во время бегства алашкертцев; ходили слухи, что ее похитили какие-то неизвестные люди.

— Какие люди?.. Как звали девушку?!. — в ужасе вскрикнул Вардан.

— Не знаю, так говорят.

Возглас этот вырвался у Вардана непроизвольно, в порыве отчаяния. Он хорошо знал, кто был предметом страсти эфенди… Значит, она потеряна для него… ее похитили!.. Погасли последние искры надежды, еще тлевшие в душе Вардана. Остался только пепел воспоминаний…

Наступил рассвет. Весело защебетали птицы. Бурная, дождливая ночь сменилась ясным солнечным утром.