Золотой петух. Безумец

Этот рассудительный, сильный духом и телом юноша никогда раньше не любил, но Лала пробудила в его сердце нежное чувство, растопила его, как воск. Любовь к Лале околдовала его. Где же был теперь его ангел-утешитель? Под этим могильным холмом, который он обнимал, орошая своими слезами, — под этим холмом было погребено сердце юноши.

Долго лежал он на могиле, отдавшись безутешному горю, пока не впал в оцепенение; голова юноши склонилась на холм, глаза смежились. В его воспаленном мозгу проносились хаотические видения. Что только ему не чудилось! Иногда он содрогался от адских картин, а порой пленительные видения вызывали у него восторг. Ему чудилось, что пронеслись века и он видит воскресшую из праха, обновленную Армению. Что это за чудо? Неужели утраченный когда-то рай вновь вернулся на эту землю? Неужели вновь пришли золотые времена, когда зло и несправедливость не оскверняли эту благословенную богом землю? Нет, Вардану чудился не тот рай, который основал в Армении Иегова у истоков четырех рек, где прародители жили в первозданной чистоте. Это был не тот библейский рай, где человек не работал, не трудился, ничего не создавал и жил, питаясь плодами с обильного божьего стола, раскрытого перед ним чудесной природой. Это был другой рай — рай, созданный трудом человека. Здесь над наивностью торжествовал разум, а на смену беззаботной, бесхитростной патриархальной жизни пришла цивилизация. Казалось, теперь осуществились слова, сказанные творцом первому человеку: «Ты должен в поте лица добывать свой хлеб». Теперь человек не только трудился, но и облегчал свой труд, и ему не приходилось проливать пот. Он работал для своего блага, плоды его труда не присваивал тиран.

Вот Вардан видит деревню. Разве это не деревня О…? Ему тут все знакомо: горы, река, зеленые поля. Течение веков здесь ничего не разрушило, но придало всему иной облик. Не стало больше жалких землянок, напоминавших скорее берлоги, чем жилье человека. Повсюду стояли светлые каменные дома, утопавшие в зелени садов. По краям широких и прямых улиц, затененных вечнозелеными деревьями, бежали прозрачные, чистые ручейки.

Утро. На улицу высыпали гурьбой деревенские ребятишки — здоровые, веселые и опрятно одетые. Мальчики и девочки, с сумками на плечах, спешили в школу. Вардан смотрел на них с восхищением. Как хороши были эти славные дети, какие они были веселые: видно, школа и учителя не страшили их. Неужели это те болезненные, ходившие в отрепьях дети, которых Вардан когда-то видел здесь?

Вардан стоял посреди улицы и удивленно смотрел по сторонам, не зная, куда ему направиться. До него донесся мелодичный звон церковного колокола, призывавшего к утренней обедне. С того дня как он покинул монастырь, впервые голос божьего храма так сладко прозвучал для него. Его очерствевшее сердце дрогнуло, и он направился к храму, порог которого не переступал более десяти лет.

Войдя в церковь, он был поражен: ни алтаря, ни иконостасов, ни храмовой росписи, ни позолоченных окладов, ни серебряных крестов, ни дорогих одеяний. Все было просто, никакой роскоши, которая так характерна для армянской церкви. Не видно было ни дьяконов, ни дьячков, ни псаломщиков. На стенах он увидел два изображения: Иисуса Христа и Григория Просветителя в простых черных рамах.

На длинных скамьях, держа молитвенники в руках, сидели мужчины и женщины. Священник стоял на амвоне перед раскрытой библией и читал проповедь. Одет он был так же, как прихожане. Проповедь его была настолько ясной и простой, что Вардан понимал все. Божьи слова лились из уст пастыря, как ручей из чистого родника. Он толковал слова священного писания: «В поте лица своего добывать свой хлеб». Вардан был удивлен: до сих пор он считал, что этими словами бог навеки заклеймил человеческий род. А теперь он понял, что это была заповедь, запрещавшая человеку лениться и обязывавшая его любить труд.

Священник кончил свою проповедь. Встал один из крестьян и прочел молитву: он просил бога даровать им здоровье, ум и силу, чтобы они могли плодотворно трудиться на созданной им земле, изобилующей всякими благами. «Что это за молитва, — думал Вардан, — почему они не молятся о спасении души? Неужели они ничего не ждут от загробной жизни, и все их помыслы связаны с хлебом насущным, и они просят благ только для земной жизни?»

Молитва окончилась, мужчины и женщины, старики и дети запели псалом Соломона: «Многие сказывали — кто укажет нам доброту господа? Ты явил нам свое светлое лицо, наполнив наши сердца радостью. Ты даровал нам в изобилии хлеб, вино, масло и другие плоды».

«Опять все о земном, — думал Вардан, — и ничего о спасении души. Труженик поет об изобилии земли, которую он обрабатывает своими руками и которую даровал ему бог. Удивительно, как эти люди сочетают догмы религии с насущными потребностями своей жизни».