— Да, я догадываюсь, зачем ты пришел и о чем собираешься говорить, — сказал Микаел. — Ты получишь от меня все, что требуется для твоей поездки за границу.
— Дело не в этом, — спокойно возразил Стефан, — возьми и прочти эту телеграмму.
Микаел начал читать длинную телеграмму, в которой было не меньше двадцати слов, и побледнел. В телеграмме, адресованной на имя Стефана, было сказано: «Отец скоропостижно скончался, выезжай немедленно, дела запутаны, угрожает полное разорение, надо принять неотложные меры, получи Микаела все счета, закрой московское торговое отделение…» и прочее. Стояла подпись: «Мариам».
Микаел был ошеломлен. Он лучше, чем Стефан, представлял себе тяжелые последствия этого несчастья.
— Я готов хоть сейчас передать тебе всю отчетность, только ты постарайся как можно скорее уехать, — сказал Микаел, вынимая из ящиков письменного стола объемистые бухгалтерские книги.
— Я собираюсь ехать за границу, — ответил Стефан с присущим ему хладнокровием, — меня призывает туда более важный долг, чем отцовские дела.
— Я согласен с тобой, — сказал Микаел, — но учти, что ты обездолишь свою мать, сестер и самого себя. Смысл телеграммы совершенно ясен, вам грозит потеря большей части состояния. Мне хорошо известно, как твой покойный отец вел свои дела: он полагался во всем только на свою память и наверняка не оставил никаких документов. Теперь, после его смерти, все попало в руки грабителей-приказчиков. Ясно, чем это грозит…
— Он сам их этому научил, — презрительно сказал Стефан. — «То, что приносит поток, поток и уносит», — иначе не может быть.
Микаел был в затруднении: ему была известна непреклонность Стефана, но, с другой стороны, он понимал, какой вред могло причинить его упрямство, и принялся убеждать своего друга, чтоб он внял просьбе матери.
— Было бы лучше, если бы ты отложил на время поездку за границу, пока не приведешь в порядок дела отца, — уговаривал он Стефана.
— Это невозможно.
— Так что же делать?
— Потому-то я и пришел к тебе. Послушай, Микаел, что значит для меня призыв моей матери, когда я слышу зов тысячи матерей, простирающих из Турции к нам руки с мольбой о помощи. Я должен поехать за границу, объехать всю Европу и постараться сделать все, что в моих силах. Что же касается дел моего отца — то, говоря откровенно, в эту критическую для меня минуту мне не к кому обратиться, кроме тебя. Я надеюсь на твою доброту. Я уверен, что ты гораздо лучше справишься со всеми делами, чем я. Я дам тебе полную доверенность, и ты поедешь туда как можно скорее. Ну как, согласен?
Микаел, видя, что нет другого выхода и что его другу грозит потеря состояния, вынужден был согласиться.
— В таком случае нам незачем терять время, — сказал Стефан, заметно повеселев, — идем сейчас же к нотариусу, и я выдам тебе доверенность…
В тот же вечер Микаел принялся собирать вещи и укладывать чемодан. Его беспокоила мысль о том, как он сообщит Иде о своем отъезде. Он знал, что бедная девушка будет очень опечалена, когда узнает об этом. Микаелу и самому было тяжело расставаться с этой тихой и мирной семьей, с которой он так сжился и в кругу которой провел столько приятных часов, где был окружен заботой. Но Ида почему-то не показывалась, хотя в это время она обычно приносила ему чай. Вместо Иды пришла ее мать.
— Где вы так задержались сегодня, господин Микаел, мы вас долго ждали к обеду, — сказала она, с любопытством поглядывая на раскрытый чемодан.
— Я был занят, — ответил Микаел. — А где Ида, почему ее не видно?
— Ей что-то нездоровится сегодня, — сказала старушка, пригорюнившись, — утром она жаловалась на головную боль, весь день ничего не ела, а к вечеру слегла. Господи, что с нами будет, если она заболеет!
Глаза бедной женщины наполнились слезами. Ее слова встревожили Микаела, он предложил пойти за врачом.
— Я вижу, вы укладываетесь, господин, как видно, собираетесь куда-то уезжать? — спросила старушка, немного успокоившись.
— Да, мамаша, я собираюсь ехать на родину.
— Когда?
— Завтра, рано утром.
Бедная женщина оторопела.
— Ах, как жаль, — сказала она, и голос у нее дрогнул, — нам нелегко будет расстаться с вами. Мы так привыкли к вам, полюбили вас, как родного сына, а теперь вы уезжаете…
— Кто знает, может быть, я скоро вернусь, — утешал ее Микаел.
— Пошли вам бог удачи, сынок. Поезжайте, порадуйте своих родителей. (Она не знала, что Микаел рано осиротел.)
— Что же делать с Идой? — сказал он. — Быть может, она в тяжелом состоянии и нужно вызвать врача?
— Бог знает, сынок, она ничего не говорит. У нее такая привычка: вижу — бледнеет, желтеет, как осенний лист, но терпит молча, не пожалуется, переносит болезнь на ногах и продолжает работать.
— Можно мне зайти к ней?
— Почему же нет, пойдемте.
Микаел вошел в соседнюю комнату, где молодая девушка, одетая, лежала на кровати за пологом. Мать раздвинула полог, и свет лампы упал на воспаленное лицо девушки, горевшее лихорадочным румянцем; она тоскливо посмотрела на Микаела.
— Что с вами, Ида? — спросил Микаел.